Катя разговаривала с Богом, так, как обычно разговаривала с начальством у себя на работе – то жалуясь, то напирая – такая тактика ее часто выручала, но сейчас, конечно, это все было глупо и бесполезно, просто утопающий хватается за… А она, замерзающая, хваталась за толстый, холодный сосновый сук, и молилась, молилась…
В какой-то момент Катя открыла глаза, и тут же вскрикнула – прямо перед ней застыла приготовившаяся к броску серая, огромная змея! Правда, через секунду Катя поняла, что серая мгла предрассветья сыграла с ней очередную шутку, и ни какая это не змея, а обыкновенная, уже, наверное, сотни раз виденная за время сидения на сосне ветка, но ощущения ужаса и ирреальности происходящего усилилось.
«Когда горланят петухи, и нечисть мечется в потемках!..», – некстати вспомнила Катя кусок стихотворения кого-то из классиков. Сказано было как раз о таком вот времени…
Теперь уже волки не очень пугали ее. Честно сказать, после того, как она взобралась на спасительное дерево, волки, оставшись внизу, перестали быть какой-то реальной, осязаемой угрозой. Их место занял холод. Потом и холод отступил – то ли потеплело, то ли Амундсен ошибся…
Но новая напасть – безотчетный страх, ужас, мистический, дремучий, первобытный ужас, овладевший Катей сейчас, был хуже всего, хуже одиночества, хуже волков, хуже холода, голода и усталости. Этот страх порождало что-то неизвестное, и от того он делался в тысячу раз хуже!
Катя озиралась по сторонам, и ей временами казалось, что серый, безмолвные монахи-ели вдруг начинают двигаться, направляясь к дереву, на котором она сидит. Вот сейчас сверкнут из-под капюшона красные, беспощадные глаза, протянуться к ней корявые руки-ветви с загнутыми когтями… Откуда люди там, в городах, знают, что происходит глухими зимами в серые предутренние часы в далеких, дремучих лесах? Какая наука проводила такие вот исследования? Эти леса стояли тысячи лет, да что тысячи – сотни тысяч, миллионы лет, и все это время они жили по своим, им одним известным законам, и любой, нарушивший эти законы чужак должен был умереть. И она умрет, ведь она нарушила, ведь она как раз тот самый чужак!
Катя вдруг поняла, что бредит наяву. Она, уцепившись за ветку сосны, нараспев несла вслух, на весь лес, какую-то ахинею, мало-помалу сползая с развилки. Волки внизу возобновили свою бесконечную пляску, кружась вокруг сосны – мудрый инстинкт подсказывал им, что жертва, раз уж она впала в бред, скоро свалиться к ним в пасти.
Но тут что-то изменилось. Катя сама не сразу поняла это, а поняв, приободрилась, собралась с силами, и даже запустила в одного из наиболее часто задиравших голову волков сосновой шишкой.
Подул ветерок, посвежело, и словно бы этот ветерок утащил, разорвал и развеял колдовской серый морок – стало светлее, четче проявились ветки у деревьев, теперь было видно, что это обыкновенные елки да березы, а не монахи и призраки.
Небо на востоке стало совсем светлым, налилось бирюзой, зеленоватой прозрачностью, а случайно проплывающее у горизонта облачко окрасилось багрянцем, золотом и еще какими-то огненными цветами, и стало похоже на сгусток пламени, солнечный протуберанец, выброшенный в атмосферу.
А потом меж острых верхушек елей пробился первый, ярко алый, неестественно цветной луч солнца! И тут же Катя услышала громкий, уверенный треск кустов в березняке за просекой – через лес кто-то шел, шел быстро, не таясь и напролом!
Волки внизу заволновались, засуетились, поднимая узконосые морды, принюхиваясь и поскуливая. Потом пара матерых волчар поднялась и не спеша затрусила прочь от сосны – к просеке. Треск усилился, и Катя, сперва обрадовавшаяся, поняла, что человек так идти не может. И точно – секунду спустя на просеку вынесся окутанный паром, тяжело дышащий, длинноногий, неуклюжий в своей огромности лось!
Волки и лось увидели друг друга практически одновременно. Катя сверху следила за этой встречей, уже понимая – заинтересуются волки лосем – он уведет их за собой, нет – через несколько часов она все равно погибнет.
Волки, казалось, опешили. Лось тоже замер, только могучие бока его вздымались, да белесый пар валил от нелепой, верблюжачьей морды.
Вожак волчьей стаи первым нарушил это оцепенение – он коротко тявкнул, совсем как собака, и в тот же миг лось прянул в сторону и бросился по просеке туда, откуда волки ночью пригнали Катю. Длинные, мускулистые ноги делали гигантские прыжки, копыта глухо ударяли о мерзлую землю.
Волки молча бросились следом, разворачиваясь в цепь, прошло несколько секунд, и поляна опустела. Катя тупо посмотрела на взрытый волчьими лапами снег и тихонько заплакала…
* * *
Мы подъезжали к зданию НИИЭАП, и я еще издали увидел кряжистую фигуру Урусова, нервно расхаживающего возле своей служебной «Волги».
– Ну где вас носит! – вместо приветствия рявкнул он, садясь в машину, опустил окно и крикнул:
– Оставьте вашу «хонду» здесь, наши ребята о ней позаботятся, и давайте, быстрее садитесь – время дорого!
В «Волге» Урусов первым делом закурил, потом сказал, не оборачиваясь, глядя на меня и Хосы в зеркальце заднего вида:
– Главное – поменьше самодеятельности! Все – молчком! Говорить везде буду я. Теперь так: вертолет вас ждет, в Кубинке, сейчас мы едем туда. Вертолет МЧС-вский, поэтому для всех вы – спасатели, летите на поиски пропавшего человека, ясно? Пилот о настоящей цели полета ничего не знает, расскажите ему по дороге, что сочтете нужным, они там, в МЧС, привычные ко всяким неожиданным вылетам! Но до взлета – ни слова о вашей жене, о террористах этих, или как их там, мать-перемать…И обо всем этом деле, иначе будут неприятности – Кубинка закрытый аэродром, так всегда полно «гэбья»… э-э-э… я хотел сказать, сотрудников ФСБ! Ладно, перед Кубинкой еще остановимся – надо будет обговорить «легенду» более досконально! Ох, и вляпаюсь я с вами, мужики… И еще целая куча всякого народа вместе с нами!
Однако – не вляпался! Все прошло на удивление гладко, и я даже заподозрил было подвох, но потом понял, что ошибался – никакого подвоха тут не было, просто выбить вертолет, пользуясь личными связями, которых у бывшего полковника Урусова хватало, в наше время оказалось не проблемой, все же контора, носящее ныне «америкосовское» название ФСБ, еще вчера была всесильным монстром по имени «Кей-Джей-Би», и полковник Урусов являлся одной из далеко не самых беззубых голов этого монстра!
После того, как Урусов «сбегал» к начальнику полетов, получил разрешение, предъявил документы об оплате полетного времени, мы, все вместе, пошли к вертолету. Яркий, оранжево-бело-синий «МИ– 8» с грустно обвисшими лопастями винта ждал нас на самом краю летного поля, а оно, это поле, было в Кубинке не маленьким.
Пилоты, видимо, получили уже от диспетчера «радостную» новость о внеплановом вылете, и сейчас угрюмо слонялись возле своей винтокрылой машины, куря и переругиваясь с двумя техниками, ковыряющимися в потрохах вертолета.
– Здравствуйте, товарищи пилоты! – очень официальным голосом грозно рявкнул Урусов: – Полковник Урусов! Вы на сутки поступаете в распоряжение сотрудников «отдела по розыску» полковника Хосы и капитана Воронцова! Вот документы на полет.