Извиваясь, она изменила положение тела, обвила левой рукой мою шею и тесно прижалась ко мне.
— Сюда, — повторила она, — так лучше…
— А если вашему мужу случится выглянуть и увидеть нас теперь? — сказал я. — Он, вероятно, разразится удвоенным потоком ругани. Сверху мы можем выглядеть довольно тесно прижатыми друг к другу.
— Не глупите, — возразила она. — Заниматься любовью в ванной комнате с прижатыми к окну головами?
— Он сочтет, что мы прижались друг к другу слишком тесно.
— Конечно тесно. Ради Бога, что это в вашем внутреннем кармане? Авторучка?
— Карандаш.
— Так, ради Бога, переложите его.
Я вынул карандаш и переложил его в боковой карман пиджака.
— Не думаю, что он там прохаживается… — Она понизила голос: — А что вы можете сообщить о нефритовом Будде?
— Я почти нашел нефритового Будду.
— Мне показалось, вы сказали, что уже нашли.
— Надеюсь, я этого так прямо не сказал.
— Ну, значит, я не расслышала. Иногда хорошо слышу, а иногда нет… Ладно, мистер Лэм, что ни говори, это было приятно. Но вот связаться с мужем… Ну хорошо, я готова попытаться.
Она включила электрический фонарик и направила луч на окно с зеркальным стеклом.
— Правее открыто другое окно, — заметил я. — Куда оно ведет?
— Оно ведет в маленький тамбур, о котором я говорила. У него две двери: одна в его апартаменты, другая в основную квартиру. Он держит обе либо запертыми, либо открытыми. Давайте попытаемся посветить в открытое окно.
Луч фонаря оказался достаточно мощным, чтобы проникнуть через открытое окно, показав часть полки, уставленной в беспорядке полудюжиной предметов, которые трудно было сразу распознать. Внезапно она выключила фонарь.
— Я боюсь, — сказала она. — Пойдемте отсюда, оставим это. Я скажу ему, как только он выйдет из логова. Он будет очень, очень доволен, мистер Лэм, что вы вернули это духовое ружье. Вы можете рассказать мне, как вам это удалось?
— Не теперь, — возразил я.
Она надула губы:
— Почему?
— Это может помешать возвращению нефритового божка.
Она опустила окно, отгородив нас матовым стеклом от окон на противоположной стороне вентиляционного колодца. Я попытался выбраться из угла. Она поизвивалась и встала лицом ко мне совсем уж близко: ее тело вдавилось в мое.
— Вы догадываетесь? — спросила она низким голосом.
— О чем?
— Вы очень привлекательны, — ответила она.
И вдруг обвила рукой мою шею, притянула мою голову к горячему кольцу своих губ. Подняла другую руку и пальцами начала поглаживать мою щеку, затем пальцы скользнули к затылку, пощекотали короткие волосы лад шеей. Через минуту она отстранилась от меня, выдохнув: «О, вы чудесный!» А затем деловито произнесла:
— Вот салфетка. Сотрите губную помаду. Я не хочу, чтобы Сильвия узнала, что я… я… стала несдержанной.
Она засмеялась, повернулась к зеркалу, вынула помаду и начала красить губы.
— Все в порядке? — спросила она.
Я осмотрел свое отражение в зеркале.
— Думаю, да. Дыхание немного учащенное, но в общем все в порядке.
Она открыла дверь ванной и небрежной походкой вышла в студию, говоря:
— Не получилось, Сильвия. Мы не можем вызвать его.
Она обернулась ко мне, теперь холодная и томная, и сказала равнодушно, отпуская:
— Полагаю, это бесполезно, мистер Лэм. Я дам ему знать, что вы отыскали духовое ружье.
— И на пути к возвращению божка, — добавила Сильвия Хэдли.
— И на пути к возвращению божка, — эхом отозвалась Филлис Крокетт.
Я на мгновение заколебался.
— Ладно, — оживленно продолжила Филлис. — Перерыв окончен. Сильвия, примемся за работу.
Не говоря ни слова, Сильвия легко поднялась, развязала шаль, бросила ее на спинку кресла, подошла к постаменту и опять, обнаженная, приняла позу профессиональной фотомодели. Филлис Крокетт подняла свой детский халатик, снова надела его, пропустила палец в отверстие в палитре, выбрала кисть и сказала через плечо:
— Ужасно мило, что вы пришли, мистер Лэм.
— Не стоит благодарности, — ответил я.
Она набрала краски на кисть и начала покрывать холст мазками.
— Рад был познакомиться с вами, мисс Хэдли, — произнес я и, не удержавшись, уже держась за ручку двери, добавил: — Надеюсь ближе узнать вас.
Они взаимно улыбнулись, и я мягко прикрыл дверь.
В половине десятого утра я позвонил в квартиру Крокетта. Из трубки донесся хорошо поставленный голос Мелвина Отиса Олни:
— Кто говорит?
— Дональд Лэм, Олни.
— Да, мистер Лэм?
— Я нашел духовое ружье.
— Да неужто! — воскликнул он.
— Я нашел пропавшее духовое ружье. Разве миссис Крокетт вам не сказала?
— Я не видел миссис Крокетт.
— Ладно. Я нашел его и оставил у нее.
Его тон стал холодно-официальным:
— Боюсь, вы не должны были этого делать. Собственность Дина Крокетта должна быть возвращена ему самому.
Мне не понравилась барская манера, с которой он попытался делать мне замечания.
— Крокетт заперся в своем логове. Он не вышел. У него там нет телефона. Больше никого в доме не было, и я оставил его у миссис Крокетт. Что в этом худого? Это общая собственность, не так ли?
— Я полагаю, да.
— Ну так вот, я оставил ружье у нее. У меня есть еще и нефритовый Будда. Что мне с ним делать?
— У вас есть что?
— Нефритовый Будда, — повторил я. — Что с телефоном? Вы меня слышите?
— Слышу, слышу, — отозвался Олни. — Но мне трудно поверить в то, что я слышу! Это невероятно!
— Что в этом невероятного?
— Вы так быстро нашли обе вещи, такие ценные…
— Для этого нас и наняли, не так ли?
— Да, но… так быстро! Это немыслимо, невероятно!