— Тогда я расскажу полиции, что вы уничтожили улику, и они поймут, что это сделано умышленно.
Олни усмехнулся:
— Это, конечно, меняет дело. Я должен сказать, что все это звучит весьма впечатляюще. Пойдемте, миссис Крокетт; мы выйдем отсюда и закроем дверь. Дабы вытащить ядовитое жало этой маленькой гремучей змеи, которая вдруг начала шипеть и колотить своими погремушками, позволим ему держать у себя ключ, пока не прибудет полиция. Таким путем мы избавимся от обвинения в изъятии вещественных доказательств.
Он потянул Филлис Крокетт назад и толкнул дверь, которая была закрыта все время, пока он говорил. Как только мы вышли, он повернул ключ в замке. Я протянул руку, взял ключ и сказал:
— Это одна из лучших речей, которые вы когда-либо произносили. Даже если вы не настолько умны, чтобы осознать это… или все-таки осознаете?
Отдел по расследованию убийств поручил приятелю Берты Кул Фрэнку Селлерсу тщательно разобраться в происшествии. Он поднялся в квартиру.
Фрэнк Селлерс сыграл некоторую роль в нелегкой жизни видавшей виды Берты Кул. Наши с ним отношения всегда оставались напряженными. Когда я внедрился в детективное агентство, Селлерс не скрывал своего недовольства. Напрасно Берта убеждала его, что ей нужен компаньон помоложе, быстро соображающий и скорый на ноги. Селлерс просто видеть не мог малорослых мужчин. Он предпочитал мускулы. Помню, однажды я услышал, как он сказал: «Когда же ты, черт побери, научишься шевелить мозгами, Берта? Это может ударить по тебе же».
Увидев меня, Селлерс сказал:
— Ну-ну, это же не кто иной, как наш друг Дональд Лэм ростом с поллитровку, умник, сбежавший с юридического факультета. Что ты, черт побери, здесь делаешь?
— Я в данный момент, — ответил я, — заканчиваю телефонный разговор с полицией, куда сообщил об убийстве. Как только мне ответят на некоторые вопросы, отправлюсь в агентство, если только вы не пожелаете потратить еще немного моего драгоценного времени на свои насмешки.
— Какие, к черту, насмешки? — спросил Селлерс, мгновенно ощетинившись.
— Необоснованная критика переходит в плоское псевдоостроумие.
— Ты, сукин сын, — взъярился Селлерс, — где Крокетт?
— Вот ключ. Он за этой дверью. Там же и ключ к разгадке.
— Если только ты его не потерял, — сказал Селлерс.
Он взял ключ и отпер дверь. Довольно долго постоял на пороге, потом жестом велел двум другим полицейским подойти к нему. Они застыли в молчании. Селлерс указал на оперенную стрелу, вонзившуюся в дерево, затем — на открытое окно и студию на противоположной стороне светового колодца.
— Узнайте, чья эта комната там, внизу, — приказал он одному из полисменов. — Затем найдите управляющего домом. Получим ключ от входной двери и посмотрим.
— В этом нет нужды, — заявила миссис Крокетт. — Это помещение занимаю я.
— Какой смысл жить тут, наверху, и занимать помещение там, внизу?
— Это моя студия. Место, где я работаю.
— Над чем вы работаете? — спросил он подозрительно.
— Она рисует, — пояснил я.
— Как давно вас привлекли к этому делу? — спросил меня Селлерс.
— Три дня назад.
— Каким образом?
— Они устраивали вечеринку. Во время предыдущих сборищ у Крокетта кое-что украли, поэтому он нанял Берту, чтобы она следила…
— Помню, читал в газете, — прервал Селлерс ухмыляясь. — И как Берта обходилась с гостями?
— Замечательно.
— В манере старой девы?
— Руководствуясь их внешним видом.
— Баба что надо! — восхитился он и добавил, поясняя одному из своих людей: — Есть одна такая девчонка, что у тебя глаза на лоб повылезут, если начнет выкручивать тебе руку… Ладно, Лэм, отведи этих двоих в какую-нибудь комнату. Я оставляю их на тебя. Последи за ними. Не позволяй им ничего трогать из того, что может быть вещественным доказательством. А мы пройдем туда, где тело, и посмотрим… Как получилось, что преступление обнаружено только что? Он, очевидно, давно уже мертв.
— Я поднялся сюда всего несколько минут назад, — пояснил я. — Но я знал, что у него есть секретное убежище. Он запирался там, когда хотел, чтобы его никто не беспокоил. Закон этого дома — не тревожить хозяина для чего бы то ни было, когда он там, внутри.
— А как насчет еды?
— Как видите, на полке консервы, и я полагаю, имеется кухонька, примыкающая к помещению.
— Как далеко ты туда заходил?
— Не дальше порога.
— А остальные?
— Тоже не дальше. Я всех возвращал.
— Ладно, — сказал он, — посиди здесь. Когда закончим осмотр, я поговорю со всеми вами. Полицейский фотограф прибудет с минуты на минуту, а также дактилоскопист и заместитель следователя по уголовным делам. Скажешь им, где мы… Можно ли попасть сюда без этой канители у лифта?
— Можно, — ответил я. — Насколько я знаю, можно подняться на крышу какого-либо другого корпуса и пройти по ней.
— Ладно-ладно. И не спускай глаз с этих людей.
Я осмотрюсь.
Мы все прошли в гостиную и расселись там.
— Не выпить ли нам? — спросила Филлис Крокетт так небрежно, словно мы находились на обычной светской вечеринке.
— Я полагаю, учитывая некоторые обстоятельства, с этим лучше немного подождать, — возразил я. — Селлерс может счесть это предосудительным, а поскольку ему на службе выпивать не положено, учует в нашем дыхании запах спиртного… Я отдал вам духовое ружье вчера вечером, не так ли?
— А почему, в самом деле, вы оставили его у меня в студии? — спросила она. — Вы думаете, они захотят его увидеть?
— Несомненно захотят.
— Отлично, — сказала она небрежно. — Пойду и принесу.
— Вы останетесь здесь, — возразил я, — и не спуститесь в свою студию без Селлерса.
— Почему?! Это же моя студия!
— Разумеется, ваша. Но Селлерс обязан вас подозревать. Он скажет, что вы кинулись вниз, чтобы скрыть какое-нибудь вещественное доказательство или улику.
— Что вы подразумеваете под уликой?
— Я ничего не подразумеваю, — заверил я. — Я только пытаюсь объяснить ход мыслей Селлерса.
Несколько секунд помолчали. Стук пишущей машинки в конторе действовал на нервы. Я сказал: