— Это не должно шокировать, — мягко произнесла она. — В конце концов, это естественно, Дональд. Что плохого в наготе?
— Мы говорили об окне ванной, — напомнил я.
— Да. Я взглянула через плечо и, конечно, не смогла увидеть окна ванной, но через небольшую щель повернутой рамы… Дональд, утаить то, что увидел, это преступление?
— Да.
— А если я расскажу вам, что я видела нечто существенное, и вы утаите это от полиции, это будет считаться преступлением?
— Я ничего не видел, — сказал я.
— Я знаю; но если что-то видела я и рассказала об этом вам, а вы посоветовали мне держаться подальше от полиции, тогда это может быть…
— Я не советую вам что-либо утаивать от полиции.
— Даже если я видела кончик духового ружья, высунувшегося из окна ванной, и как он двигался вверх и вниз, словно кто-то прицеливался?
— Не говорите глупостей, — посоветовал я.
— Я не говорю глупостей, Дональд. Я пытаюсь быть вам полезной.
— Почему?
— Потому что хочу, чтобы вы помогли мне.
Я сказал:
— Мне жаль, Сильвия, но это не игра в кости.
Ее глаза стали жесткими:
— Что значит «не игра в кости»? Вы собираетесь выбросить меня за борт?
— Я не собираюсь выбрасывать вас за борт.
— Собираетесь позволить это Филлис?
— Как может Филлис выбросить вас за борт?
— Владея вами единолично.
— Она не владеет мной единолично.
— Я имею в виду ваши услуги.
— Чего вы от меня хотите?
— Напомните Филлис, как Дин Крокетт сказал ей под большим секретом, что кража маленького нефритового идола — всего лишь мошенничество, повышающее его цену; что он уговорил меня сделать это, и, таким образом, я действовала по его распоряжению.
— Вы думаете, он сказал ей это?
— О, я уверена, что сказал.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что для него сказать это было бы вполне естественным… Вы знаете, он говорил Филлис о многом.
Если она только захочет немного больше пошевелить мозгами, то может вспомнить.
— А если она не сделает этого?
— Тогда это обернется плохо.
— Для кого?
— Для нее, а возможно, и для нас обеих. Дональд, вы просто обязаны поддержать меня. Разве я вам не нравлюсь?
Она обняла меня и прижалась ко мне всем телом.
— Как, по-вашему, называется то, что вы сейчас делаете? — спросил я.
— О, — сказала она, — я только начинаю. Это так, прелюдия, Хотите узнать, как соблазняют по-настоящему?
— Нет, — ответил я, — убирайтесь к чертям и дайте мне подумать.
Она надула губы.
— Но ведь это было приятно?
Я возразил:
— Вы психованная потаскушка на любителя. И даже не представляете себе, что делает полиция, когда хватает преступника. Она расчленяет его на куски.
— Я не вчера родилась. — Она вызывающе взглянула на меня. — Знаю, что могу получить отпущение всех своих грехов, если дам свидетельские показания, которые помогут им в расследовании убийства. Я просто не хочу идти против Филлис.
Я оттолкнул ее и вскочил на ноги.
— Ладно, — сказал я, — попробуйте и посмотрите, что получится.
— Дональд!
— Вы слышали, что я сказал?
— Вы не собираетесь помочь мне?
— И позволить затолкать себя в каталажку за содействие лжесвидетелю, столкнуть Филлис в грязь, дабы она проиграла судебный процесс даже прежде, чем он начнется? Не смешите! Если вам что-либо известно, расскажите об этом полиции. И помните об опасности быть расчлененной на куски.
— Мне это не грозит, — вызывающе сказала она, заворочалась на кушетке, демонстрируя ноги до самого паха, и рванулась ко мне. Я прошел к двери, повернул задвижку, вышел и хлопнул дверью. Когда она закрылась, послышался злобный крик: «Сукин сын!»
Филлис Крокетт подошла к телефону.
— Говорит Дональд Лэм, — сказал я. — Мне необходимо повидаться с вами.
— Когда?
— Немедленно, если можно.
— Поднимайтесь, — пригласила она.
— Куда? В квартиру или в студию?
— В студию. Я оставила в дежурке указание, чтобы вас пропускали в любое время.
— Как дела? — спросил я.
— Все в порядке.
— Может обернуться похуже, — пообещал я.
Я повесил телефонную трубку, подъехал к многоквартирному дому, и вахтер в дежурке улыбнулся мне так, будто я квартировладелец. Я поднялся на двадцатый этаж и нажал кнопку звонка студии миссис Крокетт.
Она была в черном облегающем платье без пояса.
Лицо осунувшееся и строгое.
— Привет, Дональд, — сказала она.
— Куда вы собрались в таком наряде? — спросил я, указав на платье.
Она улыбнулась:
— Вам не нравится?
— Не в этом дело. Вы теперь вдова, не забыли? Вы должны быть в отчаянии из-за утраты.
— Фи, — возразила она. — Нет нужды изображать горе. Мы с Дином не были физически близки более года и… Вы знаете, что он делал в день своей смерти?
— Что?
— Оказывается, неделей раньше он поручил своему поверенному подготовить бумаги о разводе. В тот день он позвонил поверенному. Тот должен был закончить к следующему утру.
— И закончил?
— На следующее утро… он был мертв.
— Полиция знает об этом?
— Об этом знают и полиция, и газеты. Словом, все.
— А как узнали вы?
— Они затравили меня до смерти, не столько полиция, сколько репортеры. Полиции я рассказала всю правду, и они позволили мне передохнуть.
— Они рассмотрят ваши показания под разными углами и, если в конце концов найдут нечто неладное, вернутся вас терзать. А как репортеры?