— Ни одной, — бросает через плечо Томаш. Он, оказывается, тоже прислушивается к нашему разговору. — Русские беззубы, как древние старики! После того как их президент подписал Брюссельские конвенции, они уже никому не страшны. И, между прочим, мы, поляки, сыграли в этом не последнюю роль…
— Следи за дорогой, — говорю я. Пинать дохлого русского медведя — излюбленное занятие Томаша. На тему о том, как его доблестные соотечественники переломили наконец хребет ужасному имперскому чудовищу (ну, не собственными руками, понятно, но ведь всем известно, что именно польско-балтийское лобби протолкнуло в Сенате США законопроект об установлении международного контроля над ядерными арсеналами бывшего СССР), он может распространяться бесконечно долго. Однако доктор Бразил впивается в брошенную Томашем кость с азартом молодого бультерьера.
— Ничего подобного, молодой человек! — В голосе его слышится злорадство. — Вы, конечно же, не слышали о «Перуне»?
Томаш что-то раздраженно бурчит себе под нос, из чего я делаю вывод, что ни о каком Перуне он действительно ничего не слышал.
— Это секретная организация русских офицеров-патриотов, преданных идеям Иосифа Сталина, — информирует нас эфенди Бразил. — Когда советская империя пала, их тайный орден сохранил контроль над несколькими тщательно законспирированными пусковыми установками в Сибири и Средней Азии. Лучшие ракеты, которые только имела на вооружении Красная армия, оснащенные водородными бомбами неслыханной мощности, способны поразить любую точку земного шара. Если вожди «Перуна» решат, что победа Запада неизбежна, они отдадут приказ, и ракеты взлетят в воздух…
— По-моему, это сказки, — презрительно фыркает Томаш. — Просто русские любят пускать пыль в глаза, а цивилизованные нации почему-то им верят. Нет никаких ракет, а даже если и есть, американская система ПРО собьет их прямо над Сибирью.
— Возможно, — легко соглашается доктор Бразил, — но все дело в том, что не так уж и важно, где взорвутся эти чудовищные бомбы. Земля в любом случае погибнет, и вряд ли кого-то утешит тот факт, что жители Иркутска встретят свой смертный час на сутки раньше обитателей Чикаго.
— Да бред это все! — кипятится Томаш, но в этот момент мы въезжаем на неширокий, изрытый выбоинами мост, и ему становится не до споров. Доктор не упускает шанса продолжить свою обличительную речь:
— Термояд — это только частный случай. Устройство, которое мы называем «ящиком Пандоры», создано для разрушения, но технологии, лежащие в его основе, способны облагодетельствовать миллионы людей!
— Это каким же образом? — спрашиваю я главным образом для того, чтобы не дать Томашу вновь вступить в бой. Одновременно я пытаюсь разглядеть в боковом зеркальце следующий за нами «Хамви» с яйцеголовой командой и ее бесценным грузом.
— «Ящик Пандоры» — фабрика искусственных вирусов. Но ведь точно так же он может производить и нанороботов, которые займутся охотой и уничтожением вирусов и болезнетворных бактерий! В конечном счете все зависит только от программы. Да с помощью этой машины можно за несколько часов вылечить охваченный эпидемией город! Поставьте такой «ящик» в любой больнице, и врачи начнут творить чудеса. Проклятье, раз уж мы говорим о будущем, то вполне может статься, что «ящик Пандоры» — первый шаг человечества на пути к физическому бессмертию!
— Ничего себе шажок, — саркастически хмыкает Томаш. — По-моему, это прямая дорога в ад, доктор.
— Оставим теологические споры до лучших времен, — предлагаю я. — Пора сосредоточиться на конкретных действиях.
Вардо Бразил пожимает плечами.
— Как угодно, капитан. Насколько я понимаю, мы будем на месте минут через сорок.
— Через полчаса, — угрюмо возражает Томаш.
— Нет, — говорю я. — Мы должны подобраться к цели незамеченными. Что, если Скандербег и его люди уже там?
Наша главная беда — отсутствие информации. Когда я думаю о Фаулере, к услугам которого вся мощь западной цивилизации, включая систему космической разведки, зависть сжимает мне горло так, что становится трудно дышать. Я уже связался с Эмилом Димитровым и упросил его присоединиться к группе Фаулера, чтобы держать меня в курсе происходящего вокруг виллы Скандербега. Это оказалось проще, чем я думал, — Лоэнгрин задействовал в операции не только батальон полковника Шермана, но и почти весь личный состав комиссариата Тираны. Однако Димитров все еще не добрался до места, и я по-прежнему ничего не знаю о том, как разворачиваются события. По мере приближения к городу мне все больше кажется, что логичные построения доктора Бразила не имеют ничего общего с реальностью. «Мы зря устроили эту гонку, — думаю я. — Мы просидим целую ночь в засаде, так никого и не дождемся, а наутро узнаем, что Фаулер взял-таки Скандербега и добыл для своего Сёгуна „ящик Пандоры“…»
Да черт с ним, я и на это согласен, при условии, что операция, затеянная Лоэнгрином, завершится без потерь с нашей стороны. А в этом у меня есть все основания сомневаться. Хотя бы потому, что с недавних пор числю Ардиана Хачкая среди «наших».
— Тогда нужно ехать по окружной, — советует доктор Бразил. — Я знаю одну дорогу, она позволяет подъехать почти к самому объекту скрытно, между холмами. Правда, Скандербег наверняка выставит в лощине караулы…
Я в сотый раз изучаю карту. Вот она, дорога, о которой говорит доктор. А вот и холмы. Подъехать совсем близко, конечно, не получится, но если оставить машины под прикрытием холмов, то не так уж и сложно будет подобраться вплотную к объекту. Штуковину, добытую Шумахером и Мицником, нужно установить вот здесь, на высоте 236. Все хорошо, кроме одного — осуществить этот план можно лишь под прикрытием темноты. А это значит, что придется ждать еще два-три часа — сейчас темнеет довольно поздно. В ситуации, когда любое промедление может оказаться роковым, ждать наступления ночи, ничего не предпринимая, — настоящее испытание.
— Смотрите, — говорит Томаш, тыча пальцем в ветровое стекло «Хамви».
Впереди — широкая долина реки Ланы, на берегах которой лежит Тирана. Наша цель — градусов двадцать к юго-востоку, даже с такого расстояния ее видно невооруженным глазом. Но Томаш показывает не на нее.
С севера на город надвигается серая стена пыли. Над ней барражируют четыре вертолета с эмблемами Совета Наций. Батальон легкой бронетехники полковника Шермана спешит на помощь майору Фаулеру по прозвищу Лоэнгрин.
Слезать с крыши было обидно — слишком уж много сил ушло на то, чтобы туда забраться. Но теперь Ардиан уже не сомневался, что не станет выполнять приказ Скандербега и стрелять в Мустафу. Зачем?
Куда бы ни направился Скандербег, терять время, сидя в засаде, смысла не имело. Да и вообще стоило ли надеяться, что Хризопулос рано или поздно расслабится и позволит себя прикончить? Ночной король Тираны превосходно умел использовать других людей, но с собой не позволял играть никому. Он с самого начала водил Ардиана на коротком поводке, жестко ограничив его свободу страхом за жизнь отца. И, как выяснилось теперь, собирался использовать еще один раз — последний. Хачкай не сомневался, что, если бы ему удалось застрелить Мустафу из Скопье, его самого немедленно прикончили бы телохранители гостя, а может быть, и кто-то из наводнивших виллу боевиков. Тогда Скандербег смог бы с негодованием отвергнуть все упреки в нарушении законов гостеприимства — Тирана кишит отморозками, мало ли кто из них мог проникнуть в сад? Да, ему, безусловно, очень неловко, но при чем здесь он? Его в этот момент даже не было на вилле. А охрана хоть и с запозданием, но выполнила свой долг, отомстив за смерть уважаемого Мустафы…