— Тяжко мне с тобой разлучаться, Нелли, — проговорил молодой человек, волнуясь. — Но сама видишь: не могу же я уморить с голоду отца, а он получит расчет на благовещение… Ведь всего только семьдесят миль.
У девушки задрожали губы.
— Семьдесят миль! — пробормотала она. — Не близко! Никогда больше я тебя не увижу!
И правда, семьдесят миль — непреодолимое расстояние для купидонова магнита: ведь в Кэстербридже, как и в прочих местах, юноши вели себя так, как ведут себя юноши всегда и всюду.
— Ах, нет, нет… не увижу, — повторила она, когда он сжал ее руку в своих, и повернулась лицом к дому Люсетты, чтобы скрыть слезы.
Фермер сказал, что даст молодому человеку полчаса на размышления, и, расставшись с удрученной парочкой, ушел.
Люсетта взглянула на Фарфрэ полными слез глазами. К ее удивлению, его глаза тоже увлажнились.
— Как это жестоко! — проговорила она с чувством. — Нельзя так разлучать влюбленных! Если бы это зависело от меня, я бы всем людям позволила жить и любить, как им хочется!
— Быть может, мне удастся устроить так, чтобы они не разлучались, — сказал Фарфрэ. — Мне нужен молодой возчик; и я, пожалуй, найму и старика в придачу… да, найму — он запросит немного и на что-нибудь да пригодится.
— О, какой вы добрый! — воскликнула она в восторге. — Пойдите поговорите с ними и дайте мне знать, если все устроится!
Фарфрэ вышел, и она видела, как он заговорил с влюбленными и стариком. У всех троих засияли глаза, и вскоре сделка была заключена. Фарфрэ вернулся к Люсетте, как только переговоры успешно закончились.
— Вы поступили великодушно, — сказала Люсетта. — Что касается меня, я позволю всем моим слугам иметь возлюбленных, если им захочется! И вы последуйте моему примеру!
Фарфрэ сразу стал серьезным и слегка покачал головой.
— Я вынужден быть построже, — сказал он.
— Почему?
— Вы… вы богаты; а я — торговец зерном и сеном, пока еще только пробивающий себе дорогу.
— Но я очень честолюбивая женщина.
— Видите ли, я не могу хорошенько объяснить все это. Я не умею говорить с дамами, все равно, честолюбивы они или нет; совсем не умею, — проговорил Дональд серьезным тоном, словно сожалея, что не умеет. — Я стараюсь быть вежливым… и только!
— Я вижу, вы такой, каким себя рисуете, — заметила она, явно беря над ним верх в этом обмене излияниями.
Смущенный ее проницательностью, Фарфрэ снова повернулся к окну и устремил глаза на кишевшую народом ярмарку.
Два фермера, встретившись, пожали друг другу руки и остановились под самым окном; слова их были слышны так же отчетливо, как слова влюбленных.
— Вы не видели мистера Фарфрэ нынче утром? — спросил один фермер. — Он обещал встретиться со мной здесь ровно в двенадцать, и я уже несколько раз прошелся по ярмарке, но его нигде не видно, хотя обычно он — хозяин своего слова.
— А я и позабыл об этом свидании, — пробормотал Фарфрэ.
— Значит, вам придется уйти? — спросила Люсетта.
— Да, — ответил Дональд. Но не двинулся с места.
— Идите, идите, — посоветовала она. — А не то потеряете клиента.
— Слушайте, мисс Темплмэн, вы заставите меня рассердиться, — воскликнул Фарфрэ.
— Ну так не ходите, посидите еще немного.
Фарфрэ, волнуясь, наблюдал за искавшим его фермером, тот уже направился в ту сторону, где стоял Хенчард, а это не сулило ничего хорошего; он повернулся и посмотрел на Люсетту.
— Мне хочется остаться, но, к сожалению, надо идти! — проговорил он. — Нельзя же бросать дела, ведь правда?
— Ни на минуту.
— Это верно. Я зайду в другой раз… вы разрешите, сударыня?
— Конечно, — сказала она. — Как все это странно — то, что сегодня у нас получилось.
— Будет о чем подумать, когда мы останемся одни, не правда ли?
— Ну, не знаю! В сущности, в этом не было ничего особенного.
— Нет, я бы так не сказал. О нет!
— Так или иначе, теперь это уже позади, а рынок зовет вас и требует, чтобы вы ушли.
— Да, да. Рынок… дела! Желал бы я, чтобы на свете не было никаких дел!
Люсетта чуть не рассмеялась, да она и рассмеялась бы, если бы не испытывала легкого волнения.
— Как вы изменчивы! — сказала она. — Нехорошо так быстро меняться.
— Раньше у меня подобных желаний и в мыслях не было, — глядя на нее, проговорил шотландец: казалось, он, простодушно стыдясь своей слабости, извиняется за нее. — Это только с тех пор, как я пришел сюда и увидел вас!
— Если так, не смотрите на меня больше никогда. О господи, я чувствую, что я вас совсем сбила с пути истинного!
— Но смотрю я или не смотрю, все равно я буду вас видеть мысленно. Итак, я ухожу… благодарю вас за приятную беседу.
— А я благодарю вас за то, что вы посидели со мной.
— Может быть, там, на улице, ко мне через несколько минут вернется деловое настроение, — пробормотал он. — Но не знаю… не знаю!
Когда он уже был у двери, Люсетта горячо проговорила:
— Со временем вы, вероятно, услышите, как обо мне будут говорить в Кэстербридже. Если вам скажут, что я кокетка, а это могут сказать, придравшись к некоторым событиям из моего прошлого, не верьте, потому что это неправда.
— Клянусь, что не поверю! — пылко уверил он ее.
Вот как обстояло дело с этими двумя. Она так очаровала молодого человека, что сердце его переполнилось восторгом, а он пробудил в Люсетте глубокую симпатию, потому что дал ей возможность по-новому заполнить ее праздность. Почему так случилось? Сами они не могли бы этого объяснить.
В юности Люсетта и смотреть бы не стала на купца. Но ее взлеты и падения, а в особенности ее неосторожное поведение на Джерси, когда она познакомилась с Хенчардом, так на нее повлияли, что она перестала обращать внимание на общественное положение людей. Когда она была бедна, ее оттолкнуло то общество, к которому она принадлежала по рождению, и теперь ей уже не хотелось сближаться с ним. Она тосковала по какому-то пристанищу, где могла бы укрыться и обрести покой. Ей было все равно, мягкое там будет ложе или жесткое, лишь бы было тепло.
Фарфрэ вышел и не вспомнив о том, что пришел сюда увидеться с Элизабет. Люсетта, сидя у окна, следила за ним глазами, пока он пробивался сквозь толпу фермеров и батраков. Она угадала по его походке, что он чувствует на себе ее взгляд, и сердце ее, тронутое его скромностью, потянулось к нему и склонило на свою сторону разум, твердивший, что не надо позволять этому юноше приходить к ней снова. Фарфрэ вошел в торговые ряды, и Люсетта его больше не видела.
Три минуты спустя, когда она ужо отошла от окна, раздалось несколько редких, но сильных ударов в парадную дверь, прогремевших по всему дому, и в комнату вошла горничная.