— Недурно бы покружиться здесь с каким-нибудь кавалером, — обратилась она к одному из рабочих. — Но упаси боже! Надо спешить домой, больно дел много! Какие уж тут танцы!
— Когда она подошла к дому, у дверей ей встретился Стэгг и с ним еще несколько товарищей Джуда по работе.
— Мы идем к реке, — сказал Стэгг, — хотим посмотрен на лодочные гонки. По дороге зашли узнать, как чувствует себя ваш муж.
— Благодарю вас, сейчас он спокойно спит.
— Вот и хорошо. Тогда, может, и вы дадите себе отдых хоть на полчасика, миссис Фаули? Пойдемте с нами вам это не повредит.
— Да я б не прочь, — ответила Арабелла. — Никогда раньше не видала лодочных гонок, слыхала только, что это очень занятно.
— Так идемте!
— Если б только я могла! — Она с тоской оглядела улицу. — Ну, ладно, подождите минутку. Я мигом слетаю наверх, посмотрю, как он там. С ним отец, так что, пожалуй, я смогу вырваться.
Стэгг с товарищами остались ждать на улице, а Арабелла вошла в дом. Жильцы нижнего этажа и не думали возвращаться — они скопом отправились к реке, где должны были состояться состязания. Поднявшись в спальню, Арабелла обнаружила, что отец до сих пор не пришел.
— Куда же он делся? — нетерпеливо воскликнула она. — А! Наверно, он сам захотел посмотреть гонки!
Она оглянулась на постель, и лицо ее прояснилось: Джуд как будто все еще спал, хотя и не в обычном полусидячем положении, к которому вынуждал его кашель. Он соскользнул с подушки и лежал, вытянувшись во всю длину. Взглянув на него пристальнее, она вздрогнула и подошла к кровати. Лицо его было совершенно белым и начало застывать. Она пощупала его пальцы — они были холодные, хотя тело еще не остыло. Она приложила ухо к груди: в ней было тихо. Сердце, бившееся почти тридцать лет, остановилось.
Ужасное сознание случившегося дошло до нее одновременно с отдаленными звуками военного оркестра, доносившимися со стороны реки.
— И надо же было ему умереть именно сейчас! Другого времени не нашел! — с досадой воскликнула она. Потом, подумав с минуту, вышла из комнаты, тихонько прикрыла за собой дверь и спустилась вниз.
— А вот и она! — сказал один из рабочих. — Мы уж думали, вы совсем не придете. Ну, живее! Надо поторапливаться, чтобы занять хорошие места. Ну, как он? Все еще спит? Мы, конечно, не собираемся тащить вас… если…
— Нет, нет, он спит крепко. И не скоро проснется, — поспешно сказала она.
Они влились в поток людей, двигавшийся по Кардинальской улице, добрались до моста, и тут им бросились в глаза яркие, нарядные лодки. Потом по узкому проходу они спустились на дорогу, идущую вдоль берега. Тут было жарко, пыльно и многолюдно. Почти в тот же момент начались гонки; весла с громкими всплесками опускались в воду, словно звучно целуя поверхность реки.
— Ах, какая прелесть! Как я рада, что пришла! — сказала Арабелла. — А мужу мое отсутствие… не повредит.
Переполненные баржи у того берега казались роскошными букетами из разодетых по последней моде красавиц в зеленых, розовых, голубых и белых платьях. Синий флаг водного клуба развевался в самом центре; под ним расположился оркестр музыкантов в красных мундирах, звуки которого Арабелла слышала в комнате смерти. Студенты разных колледжей носились со своими дамами на лодках взад и вперед, стараясь не отставать от "своих".
Вдруг кто-то ткнул в бок увлеченную зрелищем Арабеллу, и, оглянувшись, она увидела Вильберта.
— А ведь напиток действует, знаете? — сказал он, ухмыляясь. — Как вам не стыдно терзать сердце человека?
— Сегодня я не хочу говорить о любви.
— Почему? Сегодня у всех праздник.
Она не ответила. Рука Вильберта осторожно обвила ее талию, в толпе это легко могло пройти незамеченным. Почувствовав прикосновение, Арабелла сделала вид, будто ничего не замечает, и не отвела глаз от реки, хотя на лице ее появилось лукавое выражение.
Толпа напирала, чуть ли не сталкивая Арабеллу и ее приятелей в воду, и раздававшиеся при этом грубые шутки наверняка заставили бы Арабеллу от души посмеяться, если б перед ее глазами не стояла белая застывшая маска, которую она так недавно видела.
Веселая кутерьма на реке дошла до предела: кто-то упал в воду, кто-то закричал; гонки закончились, розовые, голубые и желтые дамы покинули баржи, и зрители стали расходиться.
— До чего ж хорошо! — воскликнула Арабелла. — Но, пожалуй, мне пора вернуться к моему бедному мужу. Правда, с ним должен быть отец, но все-таки надо идти.
— Что вы так торопитесь?
— Надо, надо… Ах, оставьте, это же просто неудобно!
На узких сходнях, по которым народ поднимался с берега на мост, люди сбились в сплошную горячую массу, и Арабелла с Вильбертом оказались затертыми между ними.
— Бог ты мой! — застряв на месте, все нетерпеливее восклицала Арабелла. Ей только сейчас пришло в голову, что если обнаружится, что Джуд был один в момент смерти, то, чего доброго, не миновать расследования.
— Ну что вы за вертушка, любовь моя! — говорил лекарь, которого толпа так плотно притиснула к Арабелле, что ему уже не надо было прижиматься к ней. — Придется потерпеть, так просто отсюда не выберешься.
Только минут через десять плотная масса людей немного продвинулась и пропустила их. Оказавшись на улице, Арабелла заторопилась домой и не велела Вильберту провожать ее, — по крайней мере, сегодня. Но пошла она не прямо к себе, а к одной женщине, ходившей в дома победнее обряжать покойников.
— Мой бедный муж только что скончался, — сказала она. — Вы не придете обрядить его?
Арабелла подождала несколько минут, и потом они пошли вместе, проталкиваясь в потоке нарядной публики, выходившей с Кардинальской площади, и чуть не попадая под колеса экипажей.
— Надо еще зайти к пономарю, заказать похоронный звон, — сказала Арабелла. — Это здесь, за углом. Подождите меня у дверей дома.
В десять часов вечера Джуд уже лежал на кровати в своей комнате, покрытый простыней и необыкновенно прямой. В полуотворенное окно врывались веселые звуки вальса, доносившиеся из бального зала Кардинальского колледжа.
Два дня спустя, — небо было все так же безоблачно, а воздух все, так же спокоен, — две женщины стояли у открытого гроба Джуда в той же маленькой спальне. С одной стороны стояла Арабелла, с другой — вдова Эдлин. Обе смотрели на лицо Джуда, и усталые старые веки миссис Эдлин были красны от слез.
— Как он красив! — сказала она.
— Да, красивый мертвец, — отозвалась Арабелла.
Окно было открыто, чтобы комната проветривалась; чистый полуденный воздух был неподвижен и тих. Издали явственно слышались голоса и топот ног.
— Что это? — прошептала старушка.
— А, это доктора в театре присуждают почетные звания герцогу Гемптонширскому и другим знаменитым господам. Сейчас ведь Неделя воспоминаний. А молодежь кричит им "ура".