Это была новая идея — посвятить себя жизни духовной и альтруистической, столь отличной от жизни мыслителя и честолюбца. Человек может читать проповеди и делать добро ближним и без диплома об окончаний кристминстерского университета по двум специальностям, а приобретя лишь самые элементарные познания. Былое увлечение Джуда, рисовавшего себя в самых смелых своих мечтах епископом, было продиктовано — не нравственным или религиозным порывом, а скорее, мирским честолюбием, облаченным в стихарь. Он сильно подозревал, что его план если и не был таким первоначально, то, во всяком случае, выродился в тот вид всеобщего беспокойства, которое не имело ничего общего с благородными побуждениями и было всего лишь искусственным продуктом цивилизации. В наше время тысячи молодых людей идут той же стезей, пытаясь найти самого себя. Какой-нибудь сластолюбец, который имел жену и пил да ел свое удовольствие, беспечно проводя дни свои в праздности и суете, казался Джуду куда привлекательнее его самого.
Однако пойти в священнослужители без какого-либо духовного образования означало, что за всю свою карьеру ему никак не подняться выше места смиренного помощника священника, прозябающего в глухой деревушке или городских трущобах, но в этом было нечто добродетельное и величественное, возможно — подлинная религиозность и достойный путь искупления для человека, в котором говорит совесть.
Эта новая мысль; явившись по контрасту с прежними его намерениями в столь выгодном свете ободрила Джуда, пребывавшего в унынии и одиночестве, и, можно сказать, в последующие несколько дней нанесла coup de grace [13] его ученой карьере, которой было отдано более десяти лет жизни. Однако он довольно долго бездействовал и ничего не предпринимал ради нового своего замысла. Он брался за разную мелкую работу в окрестных деревнях: ставил и надписывал надгробия, смирясь с тем, что в глазах полудюжины фермеров и крестьян, которые удостаивали его кивком, он — неудачник, пропащий человек.
Живой интерес к новым планам, — а живой интерес для людей одухотворенных и готовых на самопожертвование совершенно необходим, — возник после получения письма Сью с новым почтовым штемпелем. Судя по всему, она была чем-то взволнована и о своих делах писала скупо: сдала какой-то экзамен на королевскую стипендию и собирается поступить в педагогический колледж в Мелчестере, чтобы усовершенствоваться в профессии, избранной ею в какой-то мере под его влиянием. В Мелчестере был богословский колледж; сам Мелчестер был тихим, спокойным городом, по духу своему преимущественно церковным; светские науки и интеллектуальная изощренность были тут не в ходу, зато его альтруизм, возможно, ценился бы тут выше, чем внешний; блеск, которым он не обладал.
Поскольку первое время ему все равно пришлось бы заниматься своим ремеслом и одновременно читать книги по богословию, которыми он в бытность свою в Кристминстере пренебрегал ради усердной зубрежки классиков, то для него и не могло быть ничего лучшего, как найти работу в Мелчестере и приступить к занятиям по этому новому плану. Что своим необычно живым интересом к новому месту он всецело обязан Сью, в то время как она именно сейчас меньше чем когда-либо должна была возбуждать такой интерес, противоречило нравственному закону, и он это понимал. Такую уступку человеческой слабости он делал в надежде, что научится любить Сью лишь как друга и родственницу.
Он полагал, что сумеет так использовать ближайшие годы, чтобы стать священнослужителем в тридцать лет, — этот срок привлекал его потому, что тот, с кого он брал пример, начал проповедовать в Галилее именно в этом возрасте, В таком случае у него оставалось бы много свободного времени для углубленных занятий, и он смог бы откладывать часть заработанных денег с тем, чтобы впоследствии держать экзамены в богословский колледж.
Рождество пришло и ушло, и Сью уехала учиться в мелчестерскую педагогическую школу. В эту пору года устроиться на работу было особенно трудно, и Джуд написал Сью, что хочет отложить свой приезд приблизительно на месяц, когда дни станут длиннее. Она так охотно с ним согласилась, что он пожалел об этой отсрочке, — ясно, что ей нет до него дела, хотя она ни разу не упрекнула его за странное поведение: его ночной визит к ней, а затем молчаливое исчезновение. Она ни словом не обмолвилась и о своих отношениях с Филотсоном.
Но потом от нее вдруг пришло очень взбудораженное письмо. Она так одинока и несчастна, писала она ему. Ей ненавистно место, в котором она живет; здесь хуже, чем в церковной лавке, хуже, чем где бы то ни было. Она чувствует себя всеми покинутой; не может ли он приехать немедленно? Правда, если он приедет, она сможет видеться с ним лишь в определенные часы, так как в школе, куда она попала, очень строгие порядки. Устроиться в эту школу ей посоветовал мистер Филотсон, и она жалеет, что послушалась его.
Очевидно, ухаживание Филотсона оказалось безуспешным, и, хоть это и было неразумно, Джуд обрадовался. Он собрал вещи и отправился в Мелчестер, — уже много месяцев у него не было так легко на душе.
Перевертывая новую страницу жизни, он решил остановиться в гостинице для трезвенников и нашел заведение такого рода неподалеку от вокзала. Подкрепившись, он вышел на улицу, под тусклое зимнее небо, перешел через городской мост и свернул за угол, к Соборной площади. День был туманный, и, став под стенами одного из самых изящных зданий в Англии, он поглядел вверх. Величественное сооружение было видно до самого конька крыши; над ним уходил ввысь суживающийся шпиль, верхушка которого терялась в плывущей мимо него мгле.
Уже начали зажигать фонари, и Джуд пошел в обход здания к западной стороне его. Вокруг лежали глыбы камня, и он счел это добрым знаком, — стало быть, собор реставрируют или производят серьезный ремонт. Полный суеверных представлений, он видел в этом проявление заботы о нем высших сил, чтобы он мог иметь достаточно работы по своему ремеслу в ожидании, пока будет призван к более высокой деятельности.
Он вдруг почувствовал прилив нежности, подумав, как близко от него сейчас девушка с лучистыми глазами, открытым лбом и копной темных волос; девушка с искрящимся взором, иногда дерзко-ласковым и чем-то напоминающим взгляд девушек, виденных им на гравюрах с картин испанской школы. Она была здесь, где-то совсем рядом, в одном из домов напротив.
По усыпанной гравием широкой дорожке он направился туда. Это было старинное здание XV века, в прошлом дворец, а теперь педагогический колледж — готические окна, перед ними двор, отгороженный от улицы стеной. Джуд отворил калитку и подошел к двери, через которую его пропустили лишь после того, как он осведомился о своей кузине. Затем с некоторой осторожностью его ввели в приемную, куда скоро вышла и она.
Несмотря на то что Сью пробыла здесь совсем недолго, она сильно изменилась с последней их встречи. От живости ее не осталось и следа, ее сменили уныние и скованность. Спала с нее и всякая шелуха условностей. Но это была и не та женщина, которая написала ему призывное письмо. Вероятно, она писала тогда в безотчетном порыве, а потом пожалела об этом, вспомнив о его недавнем позоре. Джуд совсем потерялся от волнения.