— Дайте посмотреть, — Морозов протянул руку. На сером картоне было каллиграфическим почерком выведено: "Личное дело поэта Гумилева Н.С." Раухер раскрыл папку и на колени ему выпала старая пожелтевшая фотография снятого в профиль коротко стриженного молодого человека. У молодого человека был высокий лоб, длинноватый, правильной формы нос и резко очерченные татарские скулы.
— Это его отец, — сказал Морозов Рольфу. — У русских принято уничтожать врагов народа целыми семьями. Где вы нашли эту папку? Ищите поблизости, дело Льва Гумилева должно быть рядом.
Он положил фотографию обратно в дело и рассеянно перелистнул страницы. Протоколы допросов, чьи-то донесения, черновики стихов. Последняя страница дела поэта Гумилева содержала выписку из заседания президиума Петроградской губернской ЧК: "Гумилев Николай Степанович, 35 лет, б. дворянин, филолог, член коллегии издательства "Всемирная литература", женат, беспартийный, б. офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров. Которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности". [15] Под этим текстом стояла чья-то резолюция — «верно» и приписка — "Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу".
Ни подписи, ни печати. Раухер хмыкнул и захлопнул папку.
Внезапно сирена, завывавшая под потолком, смолкла. Стало очень тихо.
— Ну что, парни, — рявкнул Рольф, — увольнительная кончилась! Начинаем работать всерьез!
Капитан Шибанов открыл глаза. — Голова гудела, как церковный колокол.
— От души приложился, — пробормотал он. — Эх, имел бы мозги, было бы сотрясение…
Мир вокруг плыл и кружился, но сквозь мелькание разноцветных пятен капитан все-таки разглядел, что находится вовсе не на улице, а в выкрашенной свежей белой краской больничной палате.
— Это что за фокусы, — сказал он недовольно, — мне разлеживаться некогда…
Он попытался встать. Тело послушалось неожиданно легко — оно было как резиновый шарик, надутый теплым воздухом.
"Ну, вот так-то лучше", — подумал капитан. Карусель, крутившаяся перед глазами, раздражала и мешала ориентироваться.
— Эй, сестра, — крикнул чей-то хриплый голос, — тут контуженный встал!
— Сам ты контуженный, — сказал хриплому Шибанов. — Ты лучше скажи, где тут дверь?
Он сделал шаг и тут под черепом снова разорвалась бомба Шибанов почувствовал, что его затягивает вглубь гигантского калейдоскопа.
— Товарищ капитан! — донеслось до него из немыслимого далека. — Вам же категорически нельзя вставать!..
"Катя?" — удивленно подумал Шибанов. — "А она-то что здесь делает?"
Ноги у него подкосились, и он тяжело рухнул на пол, ударившись подбородком о край железной кровати. Капитан, впрочем, этого уже не почувствовал — разноцветный водоворот успел затянуть его в темные и тихие глубины, где не было ни времени, ни боли.
Ленинград, июль 1942 года
В подвал вела узкая лестница, на ступенях которой сложно было разминуться двоим.
Разговоры о восьми подземных этажах, разумеется, оказались вымыслом досужих обывателей. Большой дом стоял слишком близко к Неве, чтобы зарываться глубоко в землю. Коммандос спустились на три пролета вниз и оказались перед выкрашенной коричневой краской металлической дверью. Табличка на ней извещала, что за дверью находится спецхранилище.
Для того чтобы открыть замок спецхранилища, Хагену потребовалось три минуты. Бруно щелкнул выключателем, и под низким сводчатым потолком загорелись зарешеченные лампочки.
За дверью располагался еще один пост охраны. Простой фанерный стол, стул, ящик с ключами на некрашеной цементной стене. На посту никого не было.
— Если у русских везде такой бардак, — хмыкнул Хаген, — то пожалуй, надо предложить папе Отто выкрасть из Кремля Сталина.
— В эти подземелья никто по своей воле не спускается, — сказал Раухер. — Говорят, тут где-то есть подвал с огромной электрической мясорубкой, куда кидают трупы тех, кто не выносит пыток. А кровь по специальной трубе сливают в Неву, отчего вода приобретает красноватый оттенок.
— Хватит болтать, — перебил его Рольф. — Нам надо найти этот чертов ящик. И чем быстрее мы его найдем, тем больше у нас Шансов выбраться отсюда живыми и невредимыми.
В личном деле Льва Гумилева, которое, как и предполагал Морозов, обнаружилось на той же полке, что и дело его расстрелянного отца, говорилось, что изъятые у него вещественные доказательства были переданы в спецхранилище и находились в ящике М 58/77.
К счастью, долго искать спецхранилище не потребовалось: там же, в архиве, обнаружился подробный план Большого дома, датированный тридцать четвертым годом. В спецхран можно было спуститься со второго этажа левого крыла по специальной лестнице.
Само хранилище было оборудовано в подвале, напоминавшем средневековые винные погреба. Вдоль стен тянулись одинаковые металлические шкафы, выкрашенные грязно-зеленой краской. Шкаф, обозначенный М 0-100 нашли довольно быстро. Хаген вскрыл его очередной отмычкой из своего универсального набора. На одном из выдвижных ящиков стояла маркировка М 58/77.
— Вот оно, — удовлетворенно сказал Рольф. Он вытащил ящик и вытряс его содержимое прямо на пол. Шкатулка из светло-желтого дерева, нефритовые четки, тетрадь в черном коленкоровом переплете, небольшой бархатный мешочек. Рольф развязал тесемки мешочка и на ладонь ему выпала фигурка из похожего на серебро металла, изображавшая попугая.
— Бруно, — велел командир группы «Кугель», — собирай все это барахло, живо. Мы нашли, то что было нужно папе Отто.
Сержант госбезопасности Андреев, возвращавшийся на свой пост после отмены воздушной тревоги, заметил полоску света, пробивавшуюся из-под двери хранилища.
"Опять выключить забыл" — с досадой подумал он.
Андреев не любил дежурить спецхране — там было жутковато и все время слышались какие-то шорохи и стуки. Пожилые охранники рассказывали страшные байки о призраках, бродящих в ночи по подвалам Большого дома, но Леха Андреев, парень молодой и закончивший ФЗУ, в эти россказни не верил. Однако подойдя к двери, он явственно услышал доносившие из-за нее голоса.
Если бы сержант был трусом, он бы постарался бесшумно подняться обратно по лестнице и вызвать подкрепление. На свою беду, Леха Андреев трусом не был. Он вытащил из кобуры табельный наган и распахнул дверь спецхранилища.
Он увидел двух красноармейцев и одного штатского, стоявших около шкафа в секции М. Дверцы шкафа были распахнуты. Сидевший на корточках красноармеец перекладывал в свой вещмешок содержимое одного из ящиков, второй красноармеец и штатский смотрели на дверь, в проеме которой стоял он, сержант Андреев.