– Вы сообщили все это Кануэдеру?
– Тогда нет. Я подумал, он не будет возражать против того, что произошло, и потому незачем было торопиться.
– Ну и что, сумели заснуть?
– Только собрался, как мне позвонила Альма, чего я не ожидал. Остальное вы знаете. Я сделал вид, что сонный, и хозяйке пришлось меня тормошить.
– Пожалуй, я тебе верю, – промолвил шериф.
– Подождите, – сказал прокурор, – это значит, что из пистолета стреляли дважды?
– Так точно, дважды.
– А куда делась первая пуля?
– Откуда мне знать, черт побери! Застряла где-нибудь.
– Да не могли стрелять дважды из этого пистолета, – сказал полицейский из Лос-Анджелеса. – Там было шесть из семи патронов, когда его подняли наши парни из отдела убийств.
– Я вам говорю истинную правду и могу все доказать. Я сам заряжал пистолет. Вставил семь патронов в обойму и один из них загнал в ствол. Затем вынул обойму и добавил один. В результате в пистолете оказалось восемь патронов. Если вы вытащите коробку с патронами из комода номера 620 в гостинице Перкинса, то увидите, что там как раз недостает восьми патронов.
– Он прав, – сказал шериф. – В комнате нашли еще одну гильзу.
– Ну, Лэм, – сказал один из калифорнийских полицейских, – поедешь с нами. Собирай свои манатки, и отчаливаем.
– Не собираюсь отчаливать ни сейчас, ни потом.
– Что это значит?
– Я нахожусь в Аризоне, а в Калифорнию меня вовсе не тянет. Во-первых, слишком жарко ехать через пустыню. А во-вторых, мне нравятся – и тюрьма, и обращение. Пусть меня судят тут. Я согласен с тем, что мне присудят.
– Выходит, ты хочешь, чтобы мы помучились с получением санкции на твою выдачу, что ли?
– Отсюда я не тронусь.
– Ну и сукин ты… – Один из фараонов пошел на меня. Однако шериф преградил ему дорогу.
– Только не здесь, друг, – властно сказал он.
– Забери его обратно в камеру, – обратился прокурор к надзирателю. – Нам надо кое с кем созвониться.
– Мне необходимы бумага и ручка.
– Надзиратель принесет, – ответил шериф, обменявшись взглядом с прокурором.
Меня повели обратно в камеру. Было так холодно, что у меня сводило все члены и стучали зубы. Но я смог настрочить, что мне было нужно, под тусклым желтым светом пятнадцативаттной лампы.
Прошло около часа. За мной снова пришли.
– Стенографист, – сказал шериф, – отпечатал твое признание. Мы тебе его зачитаем. Если ты согласен, мы хотели бы, чтобы ты подписал его.
– Подпишу, подпишу. Но тут у меня есть заявление, которое я требую приобщить к делу.
– Что за заявление? – спросил он, рассматривая исписанный лист бумаги.
– Это заявление, в котором я, Дональд Лэм, известный также как Питер Б. Смит, требую, чтобы ко мне применили закон о защите личности от произвольного ареста.
– Лэм, ты, наверное, совсем свихнулся? – заявил шериф. – Ведь ты же признался, что совершил злостное преднамеренное убийство?!
– Точно. Но я пришил подонка. Вы собираетесь приобщить к делу мое заявление? Иначе я откажусь подписать признание.
– Хорошо! Приложу к делу. Раньше я думал, что ты просто шибздик, которому почему-то нравится находиться за решеткой. Теперь – что ты совсем сошел с катушек.
Асфальт закипал под палящими лучами солнца. Зал суда был переполнен потеющей публикой. Было всего лишь десять утра. Но уже страшно пекло. Правда, на воздухе переносить сухую жару было сравнительно легко. Но внутри зала от наплыва любопытных исходили буквально пары пота. Судья Раймонд Олифант занял свое место. Судебный пристав призвал всех к порядку. С высоты своего кресла судья рассматривал мою персону с доброжелательным любопытством.
– Этот час нами назначен для слушания заявления, представленного Дональдом Лэмом, известным также как Питер Б. Смит, о применении закона о защите личности от произвольного ареста. Вы готовы, мистер Лэм?
– Да, ваша честь.
– Вас представляет адвокат?
– Нет.
– Собираетесь ли вы пригласить адвоката?
– Нет.
– У вас есть средства?
– Есть.
– Вы могли бы пригласить адвоката, если бы хотели?
– Да.
– Но не хотите?
– Нет, ваша честь.
Судья кивнул в сторону прокурора.
– Мы готовы выступить от имени штата, – заявил прокурор.
– Вы зарегистрировали ответ на заявление Лэма? – спросил судья.
– Да, ваша честь. Мы заявляем, что обвиняемый содержится под стражей согласно ордеру, выданному в штате Калифорния по обвинению в тяжком убийстве первой степени. Решается вопрос о санкции на выдачу, и мы ожидаем, что в ближайшее время формальное требование о выдаче будет выслано самолетом в Финикс из Лос-Анджелеса. Мы уже имеем санкцию на выдачу от губернатора штата Аризона. Полагаю, все займет несколько часов.
– И только этим объясняется, почему обвиняемый содержится под стражей?
– Да, ваша честь.
– Нет никаких сомнений относительно личности обвиняемого?
– Нет, ваша честь.
– Хорошо. Выслушаем ваши свидетельства.
Прокурор вызвал шерифа, и тот прояснил обстоятельства моего ареста. Потом он вызвал судебного стенографиста, и тот прочитал мое признание.
– Полагаю, – заявил судья, продолжая рассматривать меня тем же доброжелательным взглядом, – что доказательств достаточно. Вы, мистер Лэм, как будто бы признались в том, что может быть обозначено или не обозначено как тяжкое убийство первой степени. Во всяком случае, это убийство. Однако степень убийства и злонамеренность умысла должны быть рассмотрены и установлены в суде штата Калифорния. Но для данного суда очевидно, что вы виновны в тяжком убийстве либо первой, либо второй степени. Посему…
Ранее, когда я работал адвокатом и сталкивался с Комиссией по расследованию жалоб, мой опыт в юриспруденции состоял в изучении запутанных законотворческих теорий. Мой опыт появления в судах был мизерным.
Должен сказать, что у меня ноги дрожали, когда я встал, чтобы перебить судью. Тем не менее я набрался наглости, и голос мой не дрожал, когда я спросил его: