Шык умолк, снова глотнул водицы и принялся переобуваться, перематывать онучи — в такой круговерти сотрешь ноги, и все, считай, что к Маре добровольно отправился, да еще и отрядников за собой утянешь. Сам не ходок — остальным обуза.
Чуть отдохнувшие люди поднимались, отлично понимая — разлеживаться им никто не даст. Погибших Чу и Сура погребли быстро и без лишних обрядов. Отрядники мечами нарезали охапки камыша, обложили ими тела, Гроум и Шык сотворили огонь, и вскоре вместе с дымом унеслись в иные миры души Сура и Чу. Прах погребенных развеяли над рекой — пусть унесет в далекие морские дали…
Побратимы лишились двоих из своего братства.
И еще не остыли пепелища погребальных костров, как сквозь дым горящих вдали камышей до слуха отрядников донеслось ненавистное:
— Зу-у-ул! Зу-у-ул!
— На конь, други! — закричал Шык: — Поклажу бросайте, ночевники, шатры, посуду. Берем только еду, воду и оружие! Ворог близко!
Едва успели раскидать тюки и хлестнуть коней, как на дальней стороне узкой полоски земли, что разделяла две протоки, показались первые зулы. Путь на полдень и закат был отрезан.
* * *
Шел третий день погони. Третий день горстка людей пыталась оторваться от орды кровожадных нелюдей, жаждавших их смерти. Лишь две передышки подарили боги отрядникам за это время — зулы постоянно висели на хвосте, их вопли стали уже чем-то привычным и перестали пугать так, как в первый день. Кони держались на последнем приделе своих сил, два арпака пало — не выдержали выносливые сердца, а одного пришлось убить — конь сломал ногу, угодив копытом в змеиную нору, и Зугур, прикрыв ладонью грустный лошадиный глаз, коротким ударом меча в сердце прекратил мучение животного.
Однажды далеко впереди показались горы, невысокие и скалистые. За ними, если верить лежащему в котомке волхва Чертежу Земли, должно было быть море, но зулы теперь постоянно отжимали отряд от его побережья, не давая людям пробиться туда. Повернув во время метаний по плавням, вот уже второй день отряд скакал на полнуночь, уклоняясь к закату, и Шык почему-то был уверен, что впереди их ждет засада.
Все чаще и чаще среди отрядников заходили разговоры о том, чтобы остановиться и грудью сшибиться с врагом — бегство без надежды на спасение выматывало. Казалось, уж лучше встретить смерть лицом к лицу, и в жаркой рубке постараться взять как можно больше вражеских жизней.
На седьмой день погони пали еще три арпака. Теперь коней осталось десять — на восемь людей. Когда число коней и людей сравняется, смерть придет и к отрядникам, ибо без отдыха даже неутомимые арпаки не смогут бежать больше одного дня.
Так и случилось на девятый день — арпак Марвина на всем скаку кубарем покатился по траве, ломая кости себе и всаднику. Барвин, скакавший последним, заметив это, поспешил к брату, а за ним повернул своего коня и верный воинской чести великан Терл. Пока Барвин поднимал тело брата с земли, а грем, прикрывая пелагов, вертел над ними свой молот, лавина зулов, несущаяся в сотне шагов позади, словно бы прыгнув вперед, накрыла людей. Крики, хряськ ударов, миг — и все кончилось — желтоглазые ящеры уже мчались дальше.
Луня, Шык, Гроум, Зугур и Фарн, видившие смерть друзей, побратимов и соплеменников, ничем не смогли им помочь — и много раз корили потом себя за то, что не решились погибнуть вместе с ними. Но богам было угодно иное, и вот уже всего лишь пятеро оставшихся отрядников уходили от погони, без надежды и веры в спасение. Не даром выли и плакали Желя и Карна, не даром…
* * *
На десятый день пал последний вьючный арпак.
— Вот и наш смертный день приходит! — прохрипел на коротком привале Шык. Ночью путникам удалось оторваться от преследователей, и теперь они наслаждались мигом покоя, расположившись на вершине высокого холма. Зулы уже появились на горизонте, и казавшееся отсюда множеством движущихся букашек их воинство неуклонно приближалось. Пора было в седла.
— Если к полудню достигнем вон тех гор… — Гроум указал на цепь синеющих вдали вершин: — То спасемся…
Никто не стал спрашивать грема, почему он так сказал — люди верили в любую возможность отсрочить гибель, пусть и самую призрачную.
— А если… ударить по всем зулам… ну, громовым заклятием, или огневым? — с трудом разлепляя запекшиеся губы, спросил Луня у волхва. Шык, исхудавший за время погони сверх всякой меры, отрицательно покачал головой:
— Ну, прибьем мы десяток, ну два, если силы с Гроумом объединим. А остальные нас в клочья разорвут. Да и время для заклятий время нужно, не поспеем, думал я уже… Все, пора, други!
И снова скачка, и снова хрипят арпаки, екают селезенками, и снова доносится сзади мерный топот сотен когтистых лап и многоголосый вопль «Зу-у-ул!» вязнет в ушах. А синие вершины так далеки, так недоступны…
К вечеру впервые за все время погони, на небе появились облака, быстро сгустившиеся в серые тучи. Упали в степную пыль первые капли дождя. Слегка похолодало. Луня вспомнил слова Веда о том, что ящеры не выносят холода, и не могут быстро двигаться, когда у людей при дыхании изо рта начинает вылетать пар. Вот почему гремский колдун сказал о горах! Там чем выше — тем холоднее, там И В САМОМ ДЕЛЕ МОЖНО СПАСТИСЬ!
Зулы не настигли отряд и в этот день, а ночью с близкого уже моря подул сырой и холодный ветер, и ночью же умер арпак Луни. Конь просто подогнул под себя ноги, лег и закрыл глаза. Луня поцеловал тяжелую конскую голову в беловатую звездочку между глаз, закинул на спину притороченный к седлу сад с луком, и вопросительно посмотрел на волхва — кажется, час последней битвы пришел!
Волхв же был занят, казалось, совсем бесполезным делом — прикрывая ладонью от сильных порывов ветра огонек лучины, он внимательно разглядывал извлеченный из котомки Чертеж Земли, словно хотел разглядеть на нем начертанный богами ответ на вопрос — что дальше? Изредка Шык о чем-то советовался с Зугуром, а рядом топтался не понимающий по-родски Фарн, сжимая в руках свою обоюдоострую бронзовую секиру. Конь Фарна тоже мог умереть в любой миг, и этроса интресовало, что решат остальные. Один лишь грем сидел в стороне, безучасный ко всему на свете, и негромко напевал что-то на своем языке — после смерти Терла Гроум совсем перестал вникать в общие дела и впал в такое же примерно состояние, в каком был Луня после чар Змиула.
— Это закатные оконечности Спящих гор! — наконец уверенно и громко сказал Шык, и всем послышалась радость в голосе волхва.
— Мы ж от них на юг уходили, как они тут-то очутились? — вяло спросил Луня, главным образом для того, чтобы хоть что-нибудь спросить.
— Зулы гнали нас сперва на полдень, потом мы ушли к закату, а потом, в плавнях, повернули на полночь! — Шык потряс Чертежом, стряхивая с него капли дождя: — Мы сделали круг, обойдя почти весь Зул-кадаш, и вот теперь вышли на его закатную границу! Прямо к закату от этого места в дне пути берег Южного моря, а на полночь — Спящие горы. Между ними и морем можно прорваться в Великую Степь, Зугур говорит, там есть тропа!