Но ни кому не дастся Могуч-Камень, никого не послушается, окромя только троих путников из земель северных, что Кар-Огонь усмирить смогли, гнева Владыкиного не убоявшись. Лишь они, и по воле своей, дойдут до горы заповедной, возьмут Могуч-Камень, и среди леса Черного, в Чернобоговом обиталище на утесе высоченном, отыщут молот златой, им только, да в том месте заповедном, смогут они разбить погибель Владыкову. И сгибнет тогда Владыка, и прахом Небесная гора рассыпется, и все другие неблагие творения его, и мир перемениться, и новые боги родятся…».
Хорс замолчал, оглядел угрюмые лица сидевших людей, потом спросил:
— Разве не про вас говорил Белун?
Шык потемнел лицом, но промолчал, как бы уступая право говорить Луне. Тот поерзал-поерзал, и наконец выдавил из себя:
— Нас же четверо… Белун-то только про троих сказал. Да и если взаправду — главным усмиряльщиком Огня-то Карающего этого Гроум был, он воду отравную принес, с него и спрос за то деяние.
Шык, внимательно глядевший на бога, кивнул — так и есть, мол. Хорс вздохнул, и простой человеческий вздох словно принизил бога, приблизил его к людям. Затем он сказал:
— Следов грема Гроума нет ни на земле, среди живых, ни на небе, среди мертвых. Куда увели его душу духи убитых зулов, мне не ведомо. Но думаю я, что из сидящих предо мною в число тех трех, о коих Белун баял, трое и входят. Вы мне другое скажите, люди — пойдете, отважитесь?
Хорс одним взмахом руки снял с Зугура заклятие молчания, и замер, весь во внимании — решалась судьба мира!
Люди молчали, и молчали долго. Наконец Шык, вздохнув не менее тяжко, чем Хорс до этого, кивнул:
— Пойду! Луня?
Молодой род тоже кивнул, но не стал ничего говорить. Следом за ним сказал Зугур:
— Иду.
И Фарн нагнул голову, давая понять, что и он согласен. По своей воле, как и говорил Белун…
Снова посидели молча, потом стали задавать вопросы, первым из которых был — куда идти? Где гора эта заповедная, сколько лун пути до нее?
Хорс ответил — Белун в пророческом сне видел ту гору, и не мало сил стоило Волчьему Пастуху потом по одному образу найти гору аж на другом краю земли!
Выходило, что путь предстоял не то, чтобы не близкий, а самый дальний из земных — на Ту Сторону Земного Лика, в дикие землм за море-окиян, по Мосту Народов, а потом все на юг, на юг…
Если прикидывать с запасом, учитывая все трудности далекого пути, выходило, что путники, выступив ближе к весне, и двигаясь в обход Ар-Зума, к концу лета должны быть у Моста Народов, а к середине следующей зимы достичь заветной горы — если по дороги не встретится никаких неодолимых препятствий. Тогда ближе к осени следующего года они вернутся, а там еще предстоит поход в Черный лес!
— Ох, лыхо-лышенко, и чего ж я не помер маленьким? — в тоске спросил сам у себя Луня, узнав, куда придется идти. Ему никто не ответил…
* * *
Хорс потаенными, скрытыми в самых недрах гор ходами вывел людей на северную окраину цогских владений. Здесь лежали снега, было холодно, выли ветра и волки по лесам вторили им, нагоняя тоску. Отсюда путникам предстоял путь на полуночь — перед дальней дорогой надо было навестить своих, запастись припасами, да и отдохнуть не мешало — полугодовое почти странствие сильно измотало людей, особенно Шыка с Луней, ведь они выехали из дому еще летом…
Шык к тому же надеялся набрать дружину охочих до дальних странствий воев-родов — путь через весь мир, половина которого охвачена войной, вряд ли будет спокойным, наверняка кое-где придется прорываться с боем. Вот только не пойдут скорее всего вои — не потому, что страшно, а потому, что землю родную надо защищать — война, ныне каждый меч на счету.
В заваленной снегом почти по пояс пригорной долинке Хорс остановил идущих за ним людей и сказал, указывая своей громадной булавой на север:
— Поедете лесом, никуда не сворачивая. Через два дня минуете замерзшую реку Ва, а еще через три будете у своих! Ну, да кони ваши сами знают, куда бежать, не заплутаете!
— Это какие ж такие кони? Из пеньков он их, что ли, сделает? сумрачно пробормотал кутающийся на ледяном ветру в облезлую куртку из козьей шерсти Зугур. Хорс, услыхав, о чем говорит вагас, усмехнулся, заложил в рот четыре пальца и свистнул так, что у людей заложило в ушах, а с ближайших деревьев осыпался снег.
— Во-он ваши кони! Они вас и довезут! Смотрите, не обижайте их дорогой, да на ночь пастись отпускайте, не то оголодают! — рассмеялся Хорс, а из леса к замершим в снегу людям уже мчались четыре здоровенных, с теленка каждый, матерых волчары, свирепо скаля зубы.
— Таких обидишь! Э-эй, дядько Хорс, а не загрызут нас… твои лошадки? — опасливо спросил Луня, косясь на застывших рядом волков.
— Не загрызут! Не бойтесь ничего, я буду следить за вами! Прощевайте пока, скоро свидимся! — Хорс вскинул в прощальном жесте свою булаву, удалясь в снежном вихре куда-то вверх, и вскоре за роем снежинок его перестало быть видно…
— Ну, чего стоять, поехали, что ли? — проворчал Шык, заправил бороду в вырез рубахи — чтобы шею грела, запахнул поплотнее такую же вытертую, как и у Зугура, куртку и первым отважно полез на крайнего волка. Волк оскалился, зарычал, капая слюной на снег, но противится воле Пастуха, что пригнал его сюда, не осмелился.
Глядя на Шыка, и остальные сели на волков, волхв свистнул, и вскоре следы четырех серых хищников меж заснеженных деревьев замела вьюга…
Луне ехать на волке неожиданно понравилось, даже больше, чем на лошади. Сквозь серый жесткий мех приятно чувствовалось тепло могучего хищника, что зимой было как нельзя кстати, а в скорости волки едва ли уступали арпакам, при этом легко проходили по таким сугробам, где кони потонули бы по самое брюхо.
На ночь люди отрывали себе в снегу глубокую, до спящей травы, яму, разводили костер, прогревая замерзшую землю, а потом спали, тесно прижавшись друг к другу. Пара куропаток, подстреленных Луней, да добытый Зугуром из норы спящий барсук — вот вся еда, которой удалось разжиться за время пятидневного пути. Волки, на ночь убегавшие куда-то, находили себе пропитание сами, и судя по их тяжелым поутру животам, пропитание это было куда обильнее людского.
Как и обещал Хорс, через два дня по льду пересекли Великую Реку Ва, а еще через три волки домчали путников до приметной лесной поляны, посреди которой возвышался огромный, раскидистый дуб. Отсюда до городища Влеса было всего-ничего — меньше четверти светового дня пути пешком.
Терпеливо дождавшись, пока люди слезут с их спин, четверка волков дружно взвыла, словно прощаясь, и мигом исчезла среди заснеженных стволов. Путники остались одни.
— Ну, вот мы и дома! — Шык низко поклонился родной земле на все ее четыре стороны, выпрямился, чутко прислушиваясь к звукам зимнего, замороженного Коледом, леса, потом спросил: