Шык встал, глянул на вожа:
— Он не будет жить. Он умрет, причем вряд ли дотянет до рассвета. Душа его уже на пути в иной мир…
И знахарки закивали — прав волхв, так и есть.
Вож свел брови, вспухли на мгновение желваки на щеках, потом он спросил:
— А он успеет что-нибудь сказать?
— По своей воли — нет! — покачал головой волхв: — Разве что я его заставлю, но тогда умрет он еще быстрее…
Бор сперва колебался, но он не был бы вожем самого сильного рода, если бы не умел принимать решения, причем принимать их быстро, уверенно, и во благо рода.
— Хорошо. Пусть он говорит. — вож сел на лавку. Шык повернулся к ученику:
— Луня! Помнишь, что делал Вед, когда надо было разговорить Гендиода?
Луня кивнул:
— Два пера сороки и сава-трава!
— Тащи, мигом!
* * *
Шык, как некогда Вед, воткнул сорочьи перья себе в волосы, растер в ладонях принесенную Луней сухую траву, присыпал ею свалявшиеся кудри ахея, закрыл глаза и повел рукою над его головой. Какое-то время ничего не происходило. В горнице стояла тишина, лишь потрескивали лучины, а шипели дрова в очагах, но вот тело ахея выгнулось дугой, по нему пробежала судорога, а из раны потек пузырящийся зеленоватый гной пополам с кровью.
— Говори! — резко выкрикнул волхв, отдергивая руку. И полумертвый юноша заговорил, низким и тяжелым голосом. Зугур взялся переводить:
— От царя ахеев Арокла привет славным родам в лесах их… У нас неспокойно, ары, хуры, цоги и иные, объединившись, нападают на наши земли, сжигают селения, уводят в полон мужчин, остальных же убивают лютой смертью… Плодятся в горах лихи, море яриться, топит челны наши и заливает поля… Пелаги уходят от наших границ на север и на запад, в дикие земли… Было нам от старухи Пифы пророчество, в коем говорится, что в ваших землях… живут ныне трое мужей, которым по силам унять смуту, остановить войны и мир на землю вернуть… Просим мы найти тех мужей и помочь им, и готовы заплатить любую цену за деяния их, от нас скрытые, но великие, ибо если цель велика, то и деяние велико…
Ахей замолчал, хрипя и дергаясь, на черных губах пузырилась кровавая пена. Знахарки не выдержали, отвернулись, Шык скрипнул зубами и вновь приказал:
— Говори еще!
Но юноша так и не смог больше ничего сказать. Он резко дернулся, вскинул руки, но они тут же бессильно опали, тело затряслось в агонии, и вскоре дух ахея отправился туда, где ему надлежало быть. В тишине прозвучал негромкий голос вожа:
— Бабы! Ступайте к Даре, надо готовить все к погребению и тризне. И позовите четверых воев, пусть несут тело в горницу Мары…
Когда умершего унесли, вож спросил:
— Когда выходить думайте, Шык?
— Завтра. — коротко ответил волхв.
— На лызунках пойдете?
— На них.
— Ну, Род вам в помошь, и все тресветлые боги в защиту! — вож встал: Все, что пожелаете — оружие, припасы, одежа — все, что есть у нас, можете брать.
Щык, а за ним и Луня с Зугуром, поклонившись вожу и воеводе, молча вышли из горницы и отправились к себе — перед дальней дорогой надо было поспать…
В укромной долинке у подножия взметнувших свои пики к самому солнцу Омских гор, среди густых зарослей увитых диким виноградом кустов жасмина, надежно скрытый от чужих взоров, стоял невысокий, крытый шкурами шатер.
Рядом, подогнув под себя голенастые ноги, отдыхали две мохнатые верблюдицы, навьюченные потрепанными дорожными мешками.
В шатре, на войлочных циновках, разделенные едва теплившимся костерком в очаговой яме, сидели двое — шаман лури Бжваг, кутавшийся, не смотря на жару, в мохнатую шубу, и молодой джав по имени Вирушан, в забрызганной грязью и кровью богатой одежде. Джав слыл в странах восхода могучим чародеем, заклинателем демонов и творцом дождей.
Они говорили без слов, и лишь мудрейший мог постичь тайный смысл их разговора:
Ты явился на мой зов, о Вирушан, и я рад этому.
Да, о Бжваг, я пришел, хотя мне и пришлось прорываться с боем. В Ор-х-гване смута, я потерял всех своих слуг, коней и единственного друга…
Таковы времена, в которые мы живем. Но ты все же пришел, а это значит, что ты готов выполнить мою просьбу.
Да, о Бжваг, ибо я чту тебя и мудрость твою, и верю, во имя Великого Знания, коему я служу, что просьба твоя не окажется зряшной.
Твои слова, о Вирушан, лишь подтверждают, что я правильно сделал, позвав тебя. А теперь слушай:
Тебе надлежит, немедля ни мгновения, отправляться на закат, в страну Ар-Зум. Там сейчас неспокойно, но ты должен проникнуть в самое сердце страны аров и достичь Звездной Башни, обиталища Великого Веда, собирателя и хранителя Знания. Ты не смог явиться по его зову в начале осени, теперь же тебе придется прибыть без приглашения.
Вед ждет гонца от меня, он должен передать ему Скрижали Мудрости девять сотен, еще девять десятков и девять костяных пластин. На них начертаны арскими знаками ВСЕ знания ВСЕХ народов обитаемого мира. Вед собирал их всю свою долгую жизнь. Ты понимаешь, о Вирушан, насколько важны эти Скрижали?
Да, о Бжваг!
Ты возмешь Скрижали Мудрости и двинешься обратно. Прибыв к подножию Омских гор, ты поднимешься на вершину Мантры, величайшей вершины мира, и там, среди сверкающих ледников, отыщешь пещеру, пол которой устлан разноцветным песком. Ты уложишь Скрижали в самый дальний угол пещеры, сам поселишься поодаль и будешь терпеливо ждать, терпя и холод, и голод.
Через два с небольшим года от сего дня, в день Большого Солнца, ты увидишь, как черное пятно закроет лик светила. Это будет тебе знаком. Ты войдешь в пещеру и замуруешь за собой вход. Если тебе удасться выжить, через десять и еще три дня ты выйдешь из пещеры и станешь Хранителем Скрижалей. С того дня твой долг будет — нести выжившим Великую Мудрость. Если же ты погибнешь в замурованной пещере, то Скрижали все равно будут обретены людьми, рано или поздно.
Главное, о Вирушан — ты ДОЛЖЕН принести Скрижали на вершину Мантры, ДОЛЖЕН, потому что кроме тебя сделать это просто некому. Когда я последний раз виделся с Ведом, труд его еще не был закончен, а ныне я уже не гожусь для такого путешествия… Ты услышал мои слова, о Вирушан?
Да, о Бжваг.
Ты возмешь на себя это бремя, во имя Великого Знания?
Да, о Бжваг.
Тогда прощай, ибо боле мы никогда не увидимся. Мой срок вышел, и Великая Змея уже кусает свой хвост, торопя меня. Иди, о Вирушан, и да помогут тебе силы природы…
Прощай, о Бжваг. Спокойного пути по Великому Колесу.
Вирушан встал, поклонился сидящему шаману, и быстро вышел из шатра. Подняв отдохнувших верблюдиц, джав забрался в мягкое седло меж двух мохнатых горбов, и уже выезжая из долинки, пробормотал себе под нос: