Размышляя таким образом, Катарина добралась до лестницы, ведущей на верхний уровень. Там, в укрытом в скальной толще ангаре, хранились быстроходные электрические сани, на которых можно было добраться до подземелья, где находилась линза, не боясь увязнуть в снегу.
Кратчайший путь к линзе вел через тюремные казематы третьего подземного уровня, но сейчас он был недоступен, поскольку весь этот сектор базы был уничтожен рухнувшим скальным сводом. К счастью, к линзе можно было попасть и через туннель, начинавшийся в расщелине на западном склоне горы — вход туда находился немного выше уровня моря. До расщелины было километра три — электросани должны были покрыть это расстояние за двадцать минут.
На поверхности бушевала метель, и Катарина снова спустилась вниз, чтобы запастись едой и брикетами сухого спирта для маленькой переносной печки — она по опыту знала, что в такую погоду очень легко заблудиться даже на небольшом расстоянии от дома.
Уничтоживший базу «Туле» огонь, к счастью, почти не задел ангар. Оплавилась только одна створка ворот, намертво застрявшая в пазах, но электросани были не слишком широкими, и Катарина легко вытащила их наружу.
Мотор весело заурчал, клубящуюся снежную темноту прорезал желтый луч фонаря. Катарина надавила на педаль и медленно, стараясь не наткнуться на выброшенные из недр вулкана каменные глыбы, поехала вниз по склону, все больше забирая к западу.
Ей снова повезло — она не сбилась с пути и не заплутала в метели. Западный склон мало пострадал от удара Небесного Огня, сохранился даже ориентир, указывающий на то место, где можно было спуститься в расселину, — огромный, похожий на белого медведя торос. Катарина направила электросани к его подножию.
Снегоход выскочил из снежных вихрей, как чертик из табакерки. Гумилев, уже всерьез задумывавшийся о том, в правильном ли направлении он всех ведет, увидел в белесой мгле расплывчатый желтый свет фар и предостерегающе поднял руку.
—А ну-ка, тихо!
Все замерли. Снегоход пролетел совсем близко от них, но его водитель не заметил беглецов. Машина остановилась у огромной ледяной глыбы, водитель соскочил с седла и начал шарить вокруг лучом фонаря. Лицо водителя скрывали большие темные очки, без которых в Арктике можно ослепнуть за несколько дней.
—По-моему, он ищет то же, что и мы,— прошептал Гумилев.
—Значит, мы на верном пути,— тоже шепотом ответил ему Свиридов.
—И вообще, это не он, а она,— добавила Марго.— Фигура женская.
В этот момент водитель неожиданно повернулся, и луч его фонаря скользнул по беглецам.
—Кто здесь? — раздался приглушенный завываниями метели голос.— Назовите себя!
—Что делать будем? — спросил Гумилев генерала.— По-хорошему, надо бы его — или ее — брать за шкирку и трясти на предмет того, где у них тут линза.
—Не бойтесь,— крикнул генерал по-немецки.— Мы — друзья. Мы не причиним вам вреда…
Он сделал шаг вперед и остановился. Клубящаяся тьма перед ним расцвела алым огнем выстрела.
—Черт,— сказал генерал Свиридов.— Черт, как больно…
Пошатнулся и упал лицом в снег.
Гумилев не помнил, как сорвал с плеча автомат, как бросился на убийцу, стреляя на бегу длинными очередями. Метель била по глазам, и пули почему-то уходили вверх. Водитель с обезьяньей ловкостью прыгнул в седло снегохода и, пригнувшись к рулю, ударил по газам. Вслед ему сухо хлопнул последний выстрел — на этот раз стрелял Иванов.
Снегоход закрутило на месте, он подскочил и тяжело завалился набок, придавив водителя.
Андрей, проваливаясь в снег, подбежал к машине. Водитель барахтался под массивным снегоходом, пытаясь дотянуться до лежавшего в полуметре «парабеллума». Гумилев ударом ноги отшвырнул оружие в сторону.
—Встать, тварь!
Водитель, цепляясь за раму машины и скрипя зубами от боли, высвободил зажатые широкой лыжей снегохода ноги и выпрямился во весь рост. Темные очки свалились при падении, открыв хорошо знакомое Гумилеву лицо.
—Жаль, что я попала не в тебя,— сказала Катарина.
Андрей опустил нацеленный ей в голову ствол автомата. Он не мог выстрелить в нее. Не мог.
«Если бы я убил ее час назад, генерал был бы жив.— подумал он, чувствуя странную опустошенность внутри.— Я пожалел ее, потому что не захотел брать на душу еще один грех, но смерть Свиридова все равно на моей совести».
—Ты,— сказал он и понял, что не может найти слов,— ты…
—Ну,— презрительно усмехнулась она,— стреляй, Андрей. Что же ты не стреляешь?
Не поворачивая головы, Андрей крикнул:
—Иван!
—Здесь я, Андрей Львович.
Иванов подошел совсем неслышно — а может быть, Гумилев просто перестал слышать звуки окружающего мира.
—Заставь ее показать дорогу к линзе.
—Я ее грохну, Андрей Львович. За генерала…
—Нет,— на лице Гумилева заиграли желваки.— Это было бы слишком просто. Ее будут судить. Как в Нюрнберге.
Он резко повернулся и подошел к Свиридову, лежавшему в рыхлом, красном от крови снегу. За его спиной вскрикнула от боли Катарина. Но он не обернулся.
Он стоял над телом генерала и глядел в снежную тьму, сжимая в руках автомат.
Он стоял так, даже когда Иванов и Марго нашли вход в расщелину.
Ход, словно прогрызенный в скалах гигантским червем, вел глубоко к самым корням горы. Здесь, к счастью, было не так холодно, как на поверхности, — из глубины поднимался воздух, нагретый сердцем древнего вулкана. Беглецы, промерзшие до костей, потихоньку согревались. Ковалев громко стучал зубами, Гордеев ожесточенно растирал окоченевшие руки. Андрей, который нес Марусю на руках, дышал ей на красные замерзшие ушки. Девочка прижалась к нему, уткнувшись лицом в меховой воротник парки. Дыхание ее было прерывистым и жарким, и Гумилев никак не мог понять, уснула она или провалилась в болезненное беспамятство.
«Два года,— думал он с ненавистью,— два года они держали в этой ледяной дыре мою дочь… То, что случилось с этой проклятой базой, — ничтожная плата за то, что они сделали с Маруськой и Марго…»
Иванов, шедший впереди с фонарем, вдруг остановился.
—Андрей Львович, впереди завал.
Удар, стерший с лица земли базу «Туле», задел и западный склон вулкана. Коридор не замуровало наглухо, но идти вперед было невозможно — груда камней и песка поднималась почти до уровня глаз.
—Разбираем,— велел Гумилев.— Быстро! Марго, возьми у Ивана оружие и держи на прицеле Катарину. Боря, Арсений — помогайте!
Вчетвером они принялись растаскивать завал.
Степан Бунин пришел в себя после страшного удара, уничтожившего базу «Туле», и с удивлением обнаружил, что все еще жив. Стена карцера, в котором он провел два года после своей бесславной вылазки к Черной башне, была срезана словно огромной бритвой. Профессор, держась за стену, поднялся и на дрожащих ногах вышел в коридор.