– Да ничего я не предлагаю! Но если черви пойдут на приступ, мы должны их встретить все вместе. Едины мы должны быть, понимаешь? Друг о друге думать, а не о том, что тут места людям нет. Это же теперь наша планета!
Дернув изуродованной щекой, Лускус встал, сунул ложку в нагрудный карман.
– Как знать, браток, как знать… Не спешит что-то помощь. Ладно, хватит, языком стену не построишь…
И он зашагал вдоль баррикады, размахивая рукой с зажатой в ней тарелкой и зычно крича:
– Кончай обед! За работу, братва, за работу!
Баррикада почти построена. Боевые группы, вооруженные каменными топорами, заточенными ножками от стульев, арматурой и дубинками, дежурили теперь на Перевале, готовые отбить новую атаку червей. Впрочем, удивительные свойства этих полупрозрачных тварей сращивать свою кисельную плоть вокруг любого рубящего орудия не оставляли нашим боевикам шансов на победу. Вся надежда была на стены и завалы, через которые, как мы надеялись, перебраться хрустальные черви не сумеют.
Единственным действенным способом борьбы с ними, как показали события той памятной ночи, оставался огонь, но ни огнеметов, ни даже горючих жидкостей в нужном количестве у колонии не имелось. Чтобы разжечь под проливным дождем факелы и костры, нужны были время и сноровка, и Прохор Лапин взялся за организацию, как он выразился, «огневого вала». Под устроенные у Перевала навесы добровцы стаскивали ветки и сучья, а сам бывший охотник поддерживал несколько укрытых от дождя костерков. Под рукой у сибиряка всегда имелись две оставшиеся канистры с растворителем – к ним приставили специальных дежурных, готовых быстро доставить огнеопасную жидкость в любую точку баррикады.
Возможно, будь у нас топоры, мечи, сабли или иное профессиональное рубящее и режущее оружие, червям бы не поздоровилось, но, увы, перед лицом опасности мы оказались практически безоружными.
И тогда на Соколе Зигфрид Шерхель заявил, что колонии необходимо вооружаться.
– Медь, господа! Мы с Петром Яновичем еще на прошлой неделе обнаружили в предгорьях на юге самородную медь, и запасы ее колоссальны, а качество изумительно. Нужно устроить несколько плавилен, и тогда, я вам гарантирую, мы сумеем в достаточно короткие сроки вооружить наши боевые группы вполне приличным оружием.
– Медь – слишком мягкий металл, – возразили ему.
– Олово, цинк и прочие необходимые компоненты для создания твердых сплавов на основе меди я позаимствую из приборов и кабелей, снятых с модуля, – тут же ответил Шерхель и, не давая никому опомниться, зачастил, мешая русские слова с немецкими и прихлопывая ладонью о ладонь: – Мне нужны арбайтеры, три-четыре сотни крепких мужчин с ясной головой, я? Мне нужна отдельная бригада лесорубов, мне нужно питание, и, наконец, мне нужно временя – три-четыре дня…
Акка встала и обвела собравшихся тяжелым взглядом:
– Возражения будут?
Кто-то в задних рядах пробурчал, что, мол, это реконструкторская блажь, исторические ролевые игры и вообще несерьезно, но и только.
– Значит, быть посему! – подвела итог Акка. – Герр Шерхель, вы назначаетесь руководителем промышленного сектора колонии. Через четыре дня вы должны представить образцы ваших изделий. Люди и ресурсы – все, что нужно, – в вашем распоряжении.
– Данке! – церемонно поклонился улыбающийся Шерхель и быстрым шагом вышел из штабной палатки.
И завертелось! Энергичный немец точно обрел смысл жизни. Глядя на него, казалось, что все прожитые до этого годы он занимался чем-то не тем и вот только здесь, на Медее, наконец-то нашел свое место, получил карт-бланш, дабы реализовать себя на все сто.
Он изменился даже внешне – выпрямился, расправил плечи, его глаза заблестели, голос обрел пугающую властность, а движения и жесты – четкость и основательность.
Рабочих для себя Шерхель отобрал быстро, использовав весьма оригинальный способ: просто подошел к отдыхающим добровцам и прокричал несколько фраз на немецком. Вскоре его уже окружала толпа в несколько сотен человек. Когда я поинтересовался, что же он им такого сказал, Зигфрид ухмыльнулся в ответ:
– Я крикнул: «Кто говорит по-немецки – подойдите ко мне, вас ждет интересная работа!» Видите ли, герр Елисеев, металлы – это всего лишь мое хобби, и я не владею современной международной терминологией. Естественно, общаться с арбайтерами мне придется не на и-линге, а на языке Гете и Гейне. Так что все просто.
Место, где будут построены литейни, Шерхель определил, руководствуясь чистым прагматизмом – чтобы топливо, то бишь лес, сырье, то бишь горы, и вода, то бишь река, находились неподалеку. Таким образом, он обосновался в нескольких километрах от прыгуньих загонов, по ту сторону реки.
Мне было очень любопытно, как Зигфрид собирается плавить медь в условиях полнейшего отсутствия механизации. Сам я с трудом представлял себе весь процесс, но даже из школьного курса истории помнил, что наши далекие предки строили печи, в которых, собственно, и доводили медную руду до жидкого состояния посредством высоких температур.
Сообразительный немец поступил проще. В процессе разделки модуля добровцы отделили около сотни дюз тормозных двигателей. Напоминавшие ступы двухметрового диаметра и трехметровой высоты, эти дюзы за ненадобностью мокли под казавшимся нам уже вечным дождем. Некоторые, правда, пытались использовать их в качестве жилища, ставя на попа, но согласитесь, даже спать в таком тесном колпаке не очень удобно, не говоря уж обо всем прочем.
Шерхель, похоже, все рассчитал заранее. Несколько десятков его арбайтеров с молодецкими криками и прибаутками споро перекатали двенадцать дюз к месту будущей литейни, где уже были готовы вырытые в земле узкие ямы.
Одновременно шла массовая заготовка дров, изрядно проредившая опушку леса. Наконец, почти две сотни человек, волею «безумного Зига», как, посмеиваясь, называли Шерхеля, превратившись в рудокопов, нарыли и натаскали самородную медь, нагромоздив возле каждой печи по небольшой пирамиде.
Рыжий немец был недоволен всем. Дюзы, превратившиеся в плавильные котлы, стояли, по его мнению, криво, ямы под ними, где должны были гореть дрова, оказались вырыты недостаточно глубоко, руды арбайтеры принесли мало, и вообще если так работать, то у него ничего не получится.
– Как бы не перенервничал наш Зиги, – усмехался Лускус, глядя на стремительно возводимые литейни. – Он не ниппонец, конечно, но если все это кончится пшиком, боюсь, руки на себя наложит.
– Глина, мне нужна глина! – кричал тем временем Шерхель, бегая по берегу реки. И глина, конечно же, нашлась. Правда, не такая, как надо, и не в том количестве, но ее вполне хватило, чтобы замазать отверстия, через которые в дюзы подавалось топливо.
Вечером третьего с начала работ дня Зигфрид пригласил весь Сокол на первую, пробную плавку, благо дождь стих, из проливного превратившись в моросящий.