— Понимаю, — сказала она, обрадовавшись. — Вы, значит, поступаете в школу правоведения?
— Ах, нет, — отвечал Жюльен. — Меня посылают в семинарию.
Жюльен увидел горькое разочарование в чертах Аманды. Она подозвала официанта — теперь она уже ничего не боялась. Официант, даже не взглянув на Жюльена, налил ему кофе.
Аманда, сидя за стойкой, получала деньги. Жюльен был очень горд тем, что решился поговорить. За одним из бильярдов громко спорили. Крики игроков, гулко разносившиеся по всей громадной зале, сливались в какой-то сплошной рёв, который очень удивлял Жюльена. Аманда сидела с задумчивым видом, опустив глазки.
— А если хотите, мадемуазель, — сказал он вдруг спокойно-уверенным тоном, — я могу назваться вашим родственником.
Эта забавная самоуверенность понравилась Аманде. «Это не прощелыга какой-нибудь», — подумала она. И она сказала очень быстро, не глядя на него, потому что всё время следила, не идёт ли кто-нибудь к стойке:
— Я из Жанлиса, это под Дижоном. Вы скажите, что вы тоже из Жанлиса, родня моей матери.
— Непременно, так и скажу.
— Летом каждый четверг, часов около пяти, господа семинаристы проходят здесь, у самого кафе.
— Если вы обо мне вспомните, когда я тоже буду здесь проходить, — выйдите с букетиком фиалок в руке.
Аманда поглядела на него с удивлением; этот взор превратил мужество Жюльена в безудержную отвагу, однако он всё-таки покраснел до ушей, выпалив неожиданно:
— Я чувствую, что влюбился в вас без памяти.
— Говорите тише! — отвечала она испуганно.
Жюльен старался припомнить несколько фраз из раздёрганного томика «Новой Элоизы» {83} , который попался ему в Вержи. Его память не подвела его: минут десять он цитировал «Новую Элоизу» восхищённой красотке Аманде и сам был в восторге от своей храбрости, как вдруг прекрасная франшконтейка приняла ледяной вид: один из её любовников показался в дверях кафе.
Он подошёл к стойке, посвистывая, подёргивая плечами, и поглядел на Жюльена. И в тот же миг воображению Жюльена, всегда всё до крайности преувеличивавшему, представилась неминуемая дуэль. Он сильно побледнел, отодвинул чашку, принял весьма самоуверенный вид и внимательно посмотрел на своего соперника. Пока этот последний, нагнув голову, бесцеремонно наливал себе рюмку водки, Аманда взглядом приказала Жюльену опустить глаза. Он послушался и минуты две сидел не шелохнувшись, бледный, решительный, не думая ни о чём, кроме того, что вот-вот должно произойти; поистине он был очень хорош в эту минуту. Соперника удивил взгляд Жюльена; проглотив водку одним духом, он перекинулся словечком с Амандой, потом, засунув руки в карманы своего необъятного сюртука, направился к одному из бильярдов, насвистывая и поглядывая на Жюльена. Тот вскочил, совершенно обезумев от ярости; но он не знал, как надо поступить, чтобы бросить вызов. Он положил свой свёрток на стол и, приняв самый развязный вид, двинулся к бильярду.
Напрасно благоразумие твердило ему: «Если ты затеешь дуэль с первого же дня в Безансоне, духовная карьера для тебя кончена».
«Всё равно. Зато никто не скажет, что я струсил перед нахалом!»
Аманда видела его храбрость: рядом с его застенчивой неловкостью она особенно бросалась в глаза. Она тотчас же отдала ему предпочтение перед здоровенным малым в сюртуке. Она поднялась с места и, делая вид, что следит за кем-то из проходящих по улице, поспешно встала между ним и бильярдом.
— Боже вас сохрани поглядывать так косо на этого господина; это мой зять.
— А мне какое дело? Чего он уставился на меня?
— Вы что, хотите меня сделать несчастной? Конечно, он на вас поглядел, да он, может быть, даже и заговорит с вами. Я же ему сказала, что вы мой родственник с материнской стороны и только что приехали из Жанлиса. Сам-то он из Франш-Конте, а в Бургундии нигде дальше Доля не бывал. Вы можете ему смело говорить всё, что вам в голову придёт.
Так как Жюльен всё ещё колебался, она поторопилась прибавить, — воображение этой девицы из-за стойки обильно снабжало её всяким враньём:
— Конечно, он на вас посмотрел, но в этот момент он меня спрашивал, кто вы такой. Он человек простой, со всеми так держится; он вовсе не хотел вас оскорбить.
Жюльен, не отрываясь, следил взглядом за мнимым зятем; он видел, как тот подошёл к дальнему бильярду и купил себе номерок, чтобы принять участие в игре; Жюльен услышал, как он угрожающе заорал во всю глотку: «А ну-ка, я вам сейчас покажу!» Жюльен быстро проскользнул за спиной Аманды и сделал шаг к бильярдам.
Аманда схватила его за руку.
— Извольте-ка сперва заплатить мне, — сказала она.
«В самом деле, — подумал Жюльен, — она боится, что я улизну, не расплатившись». Аманда была взволнована не меньше его, и щёки у неё пылали, — она очень долго возилась, отсчитывая ему сдачу, и тихонько повторяла:
— Уходите сейчас же из кафе или я вас не стану любить! А вы мне, признаться, очень нравитесь.
В конце концов Жюльен ушёл, но с крайней медлительностью. «А может быть, я всё-таки должен пойти и поглядеть вот так же прямо в глаза этому грубияну?» — спрашивал он себя. И эта неуверенность заставила его проторчать чуть не целый час на бульваре перед кафе: он всё дожидался, не выйдет ли оттуда его обидчик. Но тот не появлялся, и Жюльен ушёл.
Он пробыл в Безансоне всего несколько часов, и ему уже приходилось в чём-то упрекать себя. Старый лекарь, несмотря на свою подагру, когда-то преподал ему несколько уроков фехтования, и это был весь арсенал, которым располагала сейчас ярость Жюльена. Но это затруднение не остановило бы его, если бы он знал, каким способом, кроме пощёчины, можно показать своё возмущение противнику; а ведь если бы дело дошло до кулаков, то, разумеется, его противник, этот громадный мужчина, избил бы его, и на том бы дело и кончилось.
«Для такого бедняка, как я, — размышлял Жюльен, — без покровителей, без денег, в сущности, небольшая разница, что семинария, что тюрьма. Надо будет оставить моё городское платье в какой-нибудь гостинице, — и там же я обряжусь в моё чёрное одеяние. Если мне когда-нибудь удастся вырваться на несколько часов из семинарии, я могу, переодевшись, пойти повидаться с красоткой Амандой». Придумано это было неплохо, но сколько ни попадалось ему гостиниц по дороге, он ни в одну из них не решился зайти.
Наконец, когда он уже второй раз проходил мимо «Посольской гостиницы», его озабоченный взгляд встретился с глазами толстой, довольно ещё молодой, краснощёкой женщины с очень оживлённым и весёлым лицом. Он подошёл к ней и рассказал о своём затруднении.
— Ну, разумеется, хорошенький мой аббатик, — отвечала ему хозяйка «Посольской гостиницы», — я сохраню вашу городскую одежду; мало того, обещаю вам её проветривать почаще: в этакую погоду не годится оставлять долго лежать суконное платье.