Но Человек прыгнул и ускакал прочь.
В основном табетупа являлись импровизациями на широко известную тему, а порой представляли собой чистый экспромт. Следующая пьеска, например, была исполнена двумя довольно еще молодыми женщинами, возможно, ее авторами, у очага в Чукулмасе.
— В чем дело?
— Дело в этом отвратительном канюке. Он ест одну лишь падаль. Он забрасывает меня костями, он гадит и словно роняет дурные сны в мою голову. От моей души уже исходит вонь, как от канюка-падалыцика. Соверши надо мной обряд очищения, о, Койотиха!
— Но я и сама ем овечий послед и собачий кал, не брезгую.
— Ты — это ветер, что дочиста обдувает весь мир.
— Ах, так ты хочешь стать чистой? Ну это нетрудно! — говорит Койотиха и напрочь выдувает запах канюка из души той женщины, и женщина очищается, напрочь освобождаясь ото всех Девяти Домов, и душа ее превращается в ничто. — Люблю я в своем доме убраться, ох, люблю! — говорит Койотиха. — А что, если я перестаралась?
Обычно в табетупе тон комический, даже если сама тема серьезна; многие из них — длинные анекдоты с абсурдными концовками или просто грубоватые шутки. Из всех известных единственная действительно серьезная табетупа написана отчасти прозой, а отчасти стихом и славится своей концовкой. Эта история значительно старше предыдущих. Ее сыграл нам житель Унмалина по имени Перемены; играя за женщину, он пользовался тихим шепотом. Он назвал эту историю своим собственным именем: «Перемены».
ОНА:
Помни, любимый мой, Помни: ни разу Не взгляни на меня, Не смотри на меня.
ОН:
Буду я помнить!
Останься со мною, Усни, любимая, Ночь наступила.
ОНА:
Я сплю, любимый.
ОН:
Во тьме приходит, Исчезнет с рассветом.
Не видел ее я, Не мог разглядеть.
И такая она застенчивая, такая пугливая, что не дает мне полюбоваться ее красотой. Она пришла ко мне как-то ночью, когда я охотился в горах, и привела меня сюда. Она не позволяет зажигать ни лампы, ни огня в очаге, которые могли бы осветить эту комнату, где я целый день провожу в ожидании ее. И в этот прекрасный высокий дом она приходит лишь ночью, во тьме.
Свою красу скрывает, Но знают мои руки, И знает мое тело, Сколь мне она желанна!
И разум мой стремится Познать ее очами!
В тот день я плотно занавесил все окна; ни один лучик света не смог бы пробиться сквозь плотные занавеси. Она не поняла даже, что рассвет уже наступил — вот как долго любили мы друг друга в ту ночь! Сейчас она спит со мною рядом. Я тихонько встану и подойду к окошку. Сорву запоры, раздерну занавеси и впущу сюда свет — хоть на мгновенье!
ОНА (почти неслышно):
Ау!
ОН:
Но где же ты?.. Неужто…
Мелькнул олень, я видел!
А ложе — травы, Увлажненные росою.
Вокруг — лишь стены гор, Да небо, да восходит солнце, Олень бежит вдали!..
Это пример хураваш, или пьесы для двух исполнителей — пантомимы или драматического балета, имеющего весьма строгую форму. Хураваш исполняют только две труппы актеров, одна из Ваквахи, а вторая, путешествующая по другим городам Долины, из Кастохи. Пьесы-хураваш ставились на сцене обычно осенью, между Танцами Вина и Травы. Как содержание, так и стиль их исполнения оставляют куда меньше возможностей для импровизации и подчинены строгим канонам. Это наиболее ритуализированный и имперсонифицированный вид драмы в Долине.
В «Пернатой Воде» прославляется пульсирующий Великий Гейзер, находящийся к северу от Кастохи в священном месте. Данный текст получен в Кастохе, в театральной труппе хураваш; сценографические и режиссерские ремарки дополнены и разъяснены переводчиком.
Никаких декораций на сцене нет. Хор из девяти человек образует полукруг, проходящий через центр сцены, то есть «Стержень» — в данном случае под «Стержнем» подразумевается некий водоем.
Музыканты играют Мелодию Начал. Начинает бить барабан. Служитель купален выходит из-за спин хористов навстречу Путешественнику из Унмалина, который появляется на сцене слева.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— Итак, ты здесь, человек из Долины, здравствуй.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— А вот и ты, человек из Кастохи, здравствуй.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— А может, ты сбился с пути?
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— Возможно.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— Если хочешь, я покажу тебе, как снова выйти на дорогу, что ведет на Гору к Ваквахе.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— Видишь ли, я не собирался подниматься на Гору, когда пошел этим путем. Я искал место, которое называется Омутом Льва или Колодцем Пумы.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— Ну, тогда ты на верном пути. Место, которое так называют, находится чуть дальше. Видишь вон те, похожие на перья, травы? И ивы с красными ветвями? Тот водоем как раз под ними.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— Спасибо тебе за подсказку!
Служитель сразу же уходит вправо и останавливается за спинами хористов, которые делают шаг вперед. Они в венках из листьев, в руках у них длинные перья пампасовой травы или камыша.
Путешественник, пританцовывая, проходит под Песню Странствий к берегу водоема. Там он танцует, приветствуя водоем, и поет:
Хейя, хейя Нахе хейя Но нахе но Хейя, хейя
Хор тихо повторяет за ним эту песню.
Путешественник садится на берегу водоема.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— О, как прекрасно и пустынно это место! Интересно, почему люди так редко приходят сюда? Вон, тропа совсем заросла травой, и над ней повсюду сети паутины, я в них совсем запутался. Тот человек, что говорил со мной, кажется, возник из, небытия, и я не знаю, куда он исчез. Высокие травы подобны туману, они скрывают очертания предметов. Ну что ж, я рад, что наконец-то сижу здесь, под красными ивами на берегу Омута Льва, и могу поразмыслить о той истории, которую слышал.
Двое танцоров, мужчина и женщина, выходят на сцену справа. Играет музыка. Танцоры двигаются, все время сближаясь, но ни разу не дотрагиваются друг до друга, а хор поет:
Под этой землей, здесь, Под нашими корнями, здесь, Бежит здесь во тьме Река, бежит здесь, Под землею, проистекая Из-под корней Горы, Пробегая меж валунов, Пробираясь среди камней, Просачивается под землю И под землею, внизу, К морю стремится во тьме.
Под тою рекою, но только Глубже, во много раз глубже, Река другая течет: