— Почему же у вашего поклонника возникли подозрения в отношении жены?
— Ее босс тоже отправился в Шанхай — на том же пароходе, что и она, и она была мила с ним.
— Ну и что же дальше?
— Честно, Дональд, есть вещи, которые мне определенно не нравятся. Но есть и другие, которые привлекают меня. Он сам наслаждался путешествием и был — великолепен.
— Вернемся назад. Вы тогда еще не знали, что он женат?
— Нет.
— Он говорил вам, что одинок?
— Да, определенно.
— И что произошло?
— Он стал писать мне письма.
— Вы отвечали на них?
— Нет. К тому времени я уже знала правду.
— Как его зовут?
— Я… я скажу немного позже.
— Почему не сейчас?
— Нет. Сначала вы должны представить себе всю картину в целом.
— Это был Рингоулд?
— Господи! Конечно нет!
— Ол-райт.
— Я не отвечала на письма, но мне нравилось получать их. Я уже говорила — это были любовные письма.
Некоторые из них были прекрасны, полны воспоминаний… Мы приплыли на Таити поздно ночью… Все это нужно видеть, чтобы понять. Островитяне танцевали, прыгали через костры. Они заранее собрались вокруг этих небольших костров в ожидании нас. Мы видели яркие точки, мерцающие на берегу. Когда корабль причалил к берегу, все пришло в движение, начались танцы, раздался бой барабанов, знаете, это странное — та, та, ТАА! та, та, ТАА! И снова: та, та, ТАА! В костры подбросили хвороста. Кто-то на пароходе направил луч прожектора на берег, чтобы рассмотреть танцоров — на них были лишь одни юбочки из травы. Они прыгали и кружились, все убыстряя темп, изобретая новые повороты и прыжки, наслаждаясь общим весельем. В своих письмах он напомнил мне об этом и… о многих вещах.
Чудесные письма. Я берегла их, перечитывала, когда взгрустнется. Такие яркие, живые…
— Похожие на глянцевые картинки в журналах, рекламирующих путешествия, — добавил я. — Но мне все-таки непонятно, зачем вы уплатили тридцать тысяч долларов за письма, на которые не отвечали?
— Соберитесь с духом, чтобы перенести шок.
— Вы хотите сказать, что письма произвели на вас впечатление, на которое он не рассчитывал, что вы…
Она покраснела.
— Нет! Нет! Нет! Не говорите глупостей.
— Тогда я не могу представить себе ничего, что заставило бы молодую женщину — такую, как вы — выложить тридцать тысяч долларов.
— Сейчас поймете.
— Но говорите же, наконец!
— Имя этого человека… — Она опять замолкла.
— Господи, да какое значение имеет его имя?
Она перевела дыхание и выпалила:
— Хэмптон Ласстер!
— Не лучшее имя для героя романа, — заметил я. — Но вы, кажется, вкладываете в него какой-то особый смысл.
Он что… — Внезапная мысль поразила меня. Я замер, впился в нее глазами и по выражению лица понял, что моя догадка верна. — Черт возьми! — сказал я. — Это тот человек, который убил свою жену.
Она кивнула.
— Был судебный процесс?
— Еще нет. Только предварительное слушание. Его обязали явиться в суд.
Я схватил Альту за плечи, повернул к себе.
— У вас была связь с этим человеком?
Она отрицательно покачала головой.
— Вы встречались с ним после возвращения из путешествия?
— Нет.
— И ни разу не написали ему?
— Нет.
— Что случилось с его письмами?
— Я выкупила их.
— Как раздобыл их Рингоулд?
— К этому приложили руку некоторые чересчур ловкие детективы, работающие в офисе окружного прокурора. Они решили, что, для того чтобы состряпать против Ласстера хорошенькое дельце, им нужны факты, способные настроить против него присяжных. Они вцепились в Хэмптона, проверяли каждую мелочь. Он не смог отчитаться за те восемь недель, когда отсутствовала его жена. Детективы так и не обнаружили, где он находился. Но в своих поисках они набрели на старый сундук с этикеткой морского круиза. Они пошли по этому следу, разузнали о нашем путешествии, выудили список пассажиров и опросили их. И получили то, что искали, установив, что Ласстер проводил время со мной.
— Однако, — прервал я, — если вы разумно себя вели, у них не было никаких серьезных улик при условии, что он тоже не болтал лишнего.
— Неужели вы не понимаете? — с горечью спросила Альта. — У них в руках очутилась нить, которая была им необходима, чтобы вторгнуться в наш дом, рыскать во время моего отсутствия в моей комнате, и — они нашли письма. Это значит, что я могу сколько угодно клясться на Библии, утверждать, что сама не писала Ласстеру никаких писем и не встречалась с ним после круиза.
Никто бы мне не поверил.
— Как получилось, что вам пришлось выкупать его письма в рассрочку?
— Их было трое, этих детективов. Найдя улики, они немного поразмыслили. В прокуратуре им платят довольно мало, и если они отдадут письма окружному прокурору, это никак не улучшит их материальное положение. Им даже не повысят обычный заработок. Я же считалась состоятельной женщиной. Конечно, они не стали встречаться со мной, но использовали как посредника Рингоулда. Не знаю, сколько вытянул из них Рингоулд, но было решено, чтобы я выкупила письма последовательно в три этапа.
Глубоко засунув руки в карманы и уставившись на носки своих ботинок, я пытался представить себе всю картину в ее целостности, определить те пункты, которые намеренно или невольно были оставлены Альтой в тени.
Начав говорить, Альта уже не могла остановиться:
— Вы не можете себе вообразить, чем все это обернулось для меня. Сначала они не могли определить, был ли это несчастный случай — жертва просто упала и ударилась головой, — или Ласстер чем-то ударил ее. Даже когда окружной прокурор установил, что ударил, адвокат вытащил на свет божий поездку в Шанхай, намекнув, что жена, вероятно, вызвала у Хэмптона что-то вроде сильнейшего эмоционального потрясения. Словом, адвокат пытался воздействовать на присяжных, убедить их, что убийство было спровоцировано самой этой женщиной. Окружной прокурор мог прекратить сумятицу, имей он сведения обо мне. Письма свидетельствовали, что Ласстер был влюблен в меня и стремился избавиться от жены, чтобы жениться на мне. Я хорошо обеспечена и не… не безобразна. — Голос Альты дрогнул. — Прокурор мог бы заставить меня дать свидетельские показания и столкнуть с присяжными… Он в порошок стер бы Хэмптона, если бы завладел письмами.