Мисс Мэри покачала головой.
— Боже, — сказала она. — Ты и Шедоши собрался выгораживать? Он же тебе руку изуродовал. Ты в своем уме?
Дэмио машинально глянул на руку, поежился.
— В уме я, в уме, — отозвался он. — Боль уже стала привычной. Нудной, ноющей, но терпимой. Я вовсе не оправдываю ублюдков, которые едят себе подобных. Я лично никогда не опускался до такого. Ни разу. Просто я хочу сказать, что для людей с более низким моральным порогом, чем у большинства тех, кто умер от голода, поедание себе подобных — логичное действие. Не дикость. Возможно, варварство. Но не дикость. Каннибализм объясним именно с точки зрения человеческой культуры и цивилизации. Варварской, доантичной цивилизации. Явившейся к нам из далекой, почти доисторической эры, понимаешь? Проклятый анабиоз отбросил человеческое общество на несколько тысячелетий назад. Показал, кто мы на самом деле. Вот он — страшный итог.
Мэри заметила, что Дэмио дрожит. В клетке было прохладно, но парня, судя по всему, бил озноб. У него был сильный жар, но он продолжал говорить, как на лекции. Выговаривался, не одергиваемый Риком. Не было больше крепыша-спортсмена, чтобы отвесить умнику подзатыльник или съязвить. И не было маленькой Кити. По библейским канонам, они уже горели в аду. Но, возможно, Бог, если он есть, сделает им некую скидку…
— Я неоднократно говорил и повторю еще раз, — продолжил Дэмио, — что последствия анабиоза не столь важны, как это может показаться на первый взгляд. Они очевидны для каждого, кто смог набить желудок на один день и хоть чуть-чуть подумать. Спроси себя о другом. Что такое сам Анабиоз? Для чего он случился? Кто сделал это с нами?
Мисс Мэри оглянулась.
— Потише, — попросила она. — Разбудишь охрану.
Дэмио рассмеялся, но тон снизил.
— И что? — спросил он. — Мы оба понимаем, что я не жилец. Но я хочу и буду говорить.
Дэмио сделал паузу и внимательно посмотрел на мисс Мэри.
— Марррия, ты мне позволишь? — спросил он.
То, как раздавленный собственным предательством, искалеченный и униженный умник Дэмио просил у нее позволения на этот странный разговор, было необычно и поразительно.
Мэри кивнула.
— Конечно.
— Есть традиция — исповедоваться перед смертью, — сказал Дэмио. — Возможно, это последняя моя ночь, так что я хочу исповедаться так, как не исповедовался никогда. Но это будет не просто исповедь. Я хочу именно говорить. Мне нужны не просто уши, чтобы выслушать. Но нужно мнение, чтобы его обсудить. Ты понимаешь? Я говорю про анабиоз. Поверь, мне не жаль, что я умираю. Глупо жалеть о смерти, глядя на нынешний Сеул… Но мне жаль, что я умру не узнав.
— Я попробую принять твою исповедь, — ответила мисс Мэри. — Говори.
Исповедь мертвеца
— Помнишь, — начал свою речь Дэмио, — вместе с Кити и Риком, упокой Господи их несчастные души, мы обсуждали, что такое анабиоз? Я тогда говорил, что мой погибший отец служил в Кёнсане, институте ядерной физики, как раз в том отделении, что отвечало за связь с центром, запустившим адронный коллайдер в России. Это я говорил.
Но я не упоминал о другом.
В тот день, когда все это произошло, я был в Кёнсане вместе с отцом. Для нас этих чертовых лет не существовало. Сотрудники университета Кёнсан оставались в лаборатории. Мы были заперты там. Понимаешь?
Тридцать лет сложились для нас в несколько минут. Ты не представляешь, что это было. Ты не можешь даже вообразить, как это выглядело. Я видел, как вокруг здания возникла первая прозрачно-золотистая стена света. Появился первый слой. Сначала он был один, очень узкий, едва закрывавший кирпичный корпус. Это заперло нас в институте. И сквозь полупрозрачную грань мы видели, как бежит время.
На моих глазах от старости складывались небоскребы. Я видел тысячи спящих людей, видел мелькавших животных и птиц. Я видел, как сквозь асфальт на автобанах прорастает трава. Видел, как она умирает и сменяется новой Видел дожди и зной. Годы складывались в минуты. Месяцы — в секунды. Дни и недели летели как мгновения. Это было жутко…
Но это лишь следствия. А мы говорим о причинах.
В том, что случилось, виноваты не пукханы и не американцы. Не инопланетяне. Не сдвиги земной коры или аномалии в магнитосфере. Не чертовы атомные взрывы. Виноваты мы. Это сделали мы — ученые. Своими руками и головой. Двадцать восьмого июля в России был запущен адронный коллайдер нового поколения. Помнишь эту дату? Наверняка. Именно в этот день все отключились. Знаю, проснулась ты позже, но ведь уснула именно в тот злополучный день.
В разгонных туннелях российского коллайдера случилось то, что не произошло в кольце европейского ускорителя. Эксперимент удался. Случилось то, чего мы все ждали. В коллайдере под Москвой, по словам отца, возникла единственная в нашей Вселенной частица Бога. Бозон…
Дэмио страстно облизнул пересохшие губы, словно увидел перед собой таз с едой.
— Бозон, — повторил он. — Не знаю, что это такое точно, но мой отец сказал тогда именно так. Частица Бога. Меньше электрона. Легче кварка. Быстрее света. Она появилась на нашей планете и… вскоре исчезла. Но взгляд Божества, коснувшийся разумных созданий, погрузил их в феноменальный сон.
Понимаешь, в чем суть? Анабиоз — всего лишь краткий взгляд Бога, мисс Мэри! Мгновение, которое он был здесь, отразилось в тридцатилетии покоя.
Не веришь? Слушай дальше. По словам отца, бозон представляет собой частицу, существовавшую лишь в самый первый момент зарождения нашей Вселенной. Частицу, с появления которой начался Большой взрыв. Частицу, породившую пространство и время, создавшую нашу Вселенную из сингулярной точки. Игра с коллайдером была опасна — этого, в принципе, никто не скрывал. Бозон Хиггса мог породить в месте своего появления микроскопическую черную дыру. Мог нарушить шаткое равновесие и привести к схлопыванию Вселенной. Но этого не произошло. Могло произойти, но не случилось. Ученые с усмешкой перебирали подобные возможности. Ведь такое, хотя и возможно математически, все же находится за рамками привычного стабильного мира.
Но вот ведь смех: эксперимент удался.
В каком-то смысле, нам всем немыслимо повезло. Вместо схлопывания Вселенной или возникновения нового пространства-времени произошла, в сущности, совсем ничтожная вещь: пространство-время не стерлось, не вывернулось наизнанку. Произошел лишь легкий сбой. Время жизни Вселенной — около двадцати пяти миллиардов лет. Мы сбились всего на треть века. На миг по космическим меркам.
Дальше все было просто. Период пребывания бозона Хиггса в нашем пространстве-времени совпал с периодом сна, в который было погружено человечество. Совпал секунда в секунду. Только для нас, чудом не тронутых анабиозом, это продолжалось несколько минут. Для остальных людей прошло тридцать лет. Возможно, всё то время, пока частица была здесь, она двигалась, словно взбесившийся маятник, создавая червоточины, калеча или напротив исцеляя пространство, время и… что-то еще. Что-то в нас самих.