— Хорошо, хорошо, — быстро прервала ее Берта Кул, предчувствуя, что разговор свернет на опасную тему и Элси Бранд может заметить кстати, что за эту же работу стенографистки, находящиеся на государственной службе, получают более высокую заработную плату. — Можешь не договаривать. Ладно, не важно. Я пришла, чтобы сказать, что ухожу ненадолго. Я собираюсь отыскать девушку, которая была ранена в автомобильном происшествии.
— Собираетесь заняться этим делом сами? — спросила Элси Бранд.
Берта Кул фыркнула:
— С какой стати я буду кому-то платить, когда речь идет о такой безделице? Происшествие произошло на углу улицы в прошлую пятницу без четверти шесть. Человек, который сбил девушку, отвез ее в госпиталь. Все, что мне нужно сделать, — заглянуть в отдел дорожной полиции, найти это дело, доехать до госпиталя и спросить девушку, как она себя чувствует, чтобы доложить слепому о результатах поиска.
— А почему он ищет ее? — спросила Элси Бранд.
— Да, — сказала Берта Кул с сарказмом, — почему же он ищет ее? Он просто желает узнать, где находится его малышка, чтобы послать ей цветочки, потому что она привносила сладость и свет в его жизнь. Ему нравилось слышать, как ее каблучки стучат по тротуару, и теперь, когда ее нет, он скучает по ней, и потому он платит мне двадцать пять долларов, чтобы я нашла ее. Фу!
— Вы не верите этому? — спросила Элси Бранд.
— Нет, — коротко ответила Бранд. — Я не верю этому. Я — нет. Ты можешь поверить, что все это проделывается из-за какого-то милосердия? Берта Кул не верит сказкам. Берта Кул верит двадцати пяти долларам. И она собирается заработать их в течение часа с небольшим. Так что, если кто-нибудь придет сюда, узнай, что ему надо, назначь встречу на вторую половину дня, если у него, конечно, есть деньги. Если же явятся какие-нибудь просители — не важно, какие именно, — меня нет в городе.
Широко шагая, Берта пересекла комнату, злобно захлопнула за собой дверь, отметив с удовлетворением, что машинка Элси Бранд застучала прежде, чем дверь закрылась.
Однако в дорожной полиции Берту постигла первая неудача. В тот день и час не был зафиксирован ни один подобный инцидент.
— Здесь черт знает сколько бумаг, — жаловалась Берта заведующему регистрационным отделом. — Машина сбила девушку, а у вас ни слова об этом происшествии.
— Очень часто водители предпочитают не докладывать об этом, — терпеливо начал объяснять тот. — Хотя закон этого и требует. Если регулировщик оказался поблизости от места происшествия, он записывает номер машины и мы проверяем, была ли заявка водителя.
— И вы хотите сказать, что в этом районе поблизости никого не оказалось?
— В этом районе, — продолжал заведующий, — регулировщик работает до семнадцати сорока, а затем следует через два квартала на основной бульвар, чтобы помогать там, где такое оживленное движение. У нас не слишком большой штат, и мы стараемся сделать все возможное.
— Послушайте меня, — требовательно заявила Берта. — Я являюсь налогоплательщиком. Мне нужна эта информация, и я хочу получить ее.
— Я очень хотел бы помочь вам.
— Хорошо, что же мне делать?
— Вы можете обратиться в госпиталь и спросить там, поступал ли кто-нибудь к ним между шестью и семью часами вечера в прошлую пятницу. Я понял, что вы можете дать описание пострадавшей?
— В общих чертах.
— Вы не знаете ее имени?
— Нет.
Полицейский покачал головой:
— Ну что ж, попробуйте.
И Берта попробовала — совершенно взмокнув в телефонной будке, бросая и бросая монеты в автомат. После того как она уже истратила тридцать пять центов, ее терпение истощилось. Каждый раз она объясняла все с самого начала вновь и вновь только для того, чтобы услышать: «Подождите секунду, я вас соединю» — и начать объяснение заново.
В конце концов она исчерпала весь список госпиталей, лишилась тридцати центов и не продвинулась в своих поисках ни на миллиметр.
Машины с грохотом проносились по оживленному перекрестку. Пешеходы, возвращавшиеся после ленча, пересекали улицу прерывистым людским потоком. Автоматический светофор менял свои цвета с механический заданностью через определенные промежутки времени. Скрип тормозов, рев моторов и отдельные гудки машин присоединялись к общему гулу улицы.
День был теплый и солнечный, и испарения бензина, казалось, пропитали бетонное ущелье улицы.
Кослинг сидел в небольшой тени у стены банка, подложив под себя ноги; его лоток при помощи ремней был подвешен к плечам, на лотке он разложил галстуки. Рядом на маленьком лотке лежали грифельные карандаши. Изредка монета падала в оловянную чашку. Еще реже кто-нибудь из прохожих останавливался у лотка, чтобы рассмотреть галстуки.
Кослинг знал свой товар на ощупь, кроме того, он хорошо помнил, в каком порядке он положил галстуки.
— Этот галстук подойдет молодому человеку, мадам, — объявлял он, касаясь ярко-красного шелкового галстука в белую и черную крапинку. — А вот обратите внимание на глубокий голубой тон; этот клетчатый — прекрасный подарок. Этот — отлично сочетается со спортивным костюмом, а вот…
Он прервался, расслышав решительные шаги Берты Кул по тротуару.
— Да, мадам. Я думаю, вы возьмете именно его. Да, мадам, пятьдесят центов. Положите их в чашку, пожалуйста. Благодарю вас.
Так как он все-таки ничего не видел, то не знал, что Берта уже наклонилась над лотком. — Ну как? — спросил он. Берта склонилась ниже.
— Безрезультатно, — доложила она, — пока.
Слепой сидел неподвижно и молчал, терпеливо ожидая продолжения.
Берта минуту поколебалась, прежде чем пуститься в объяснения.
— Я проверила список транспортных происшествий и обзвонила все госпитали. Ничего. Мне нужна дополнительная информация, чтобы продолжать поиски.
Кослинг ответил вялым монотонным голосом, в котором самый внимательный слушатель не обнаружил бы ни малейших эмоций.
— Я все это проделал, прежде чем прийти к вам.
— Проделал! — воскликнула Берта. — Почему же, черт возьми, вы ничего не сказали?!
— Неужели вы думали, что я заплатил бы двадцать пять долларов за такую безделицу?
— Вы не сказали мне, что вы уже успели предпринять, — нетерпеливо повторила Берта.
— А вы не сказали мне, что собираетесь предпринять то, что под силу любому дураку. Я думал, что нанял детектива.