Рим. Книга 1. Последний легат | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Девушки болтают, смеются и гоняются друг за другом — а позади меня гремят цимбалы и трубы, звенят кифары, громовые голоса… лучше бы им там и остаться.

Над садом — звездное небо.

Девушки затевают беготню. Они совсем рядом. Мы с богиней стоим как единое целое. Одна из девушек, что чуть пониже, пробегает мимо статуи — с другой стороны от меня. За ней еще одна, повыше. Смех рассыпается маленькими серебряными колокольчиками, опускается, пропадает в траве, в цветах. Высокая девушка теряет свою подругу, останавливается на дорожке с той стороны… Длинные волосы.

Я неожиданно чувствую ее аромат. Странно.

Никогда не отличался особой чувствительностью к запахам.

Но сейчас я чувствую. Она пахнет бедой. Она пахнет жизнью, юностью, чистотой и яростью. Она пахнет юностью, длинными ногами под платьем, ступающими по земле упруго и нежно.

Когда она уходит, я все еще чувствую этот аромат. Так пахнет беда.

Только этого мне сейчас и не хватало. Я приехал, чтобы найти и покарать убийцу брата, а сам подглядываю за варварскими девушками. За германками — юными и прекрасными.

Кстати, а что они здесь делают? Личные наложницы Квинтилия Вара?

Что, Гай, интересно?

Я поворачиваюсь, наконец отлипаю от статуи — руки в темной краске — и делаю шаг, другой. Дом, освещенный светильниками, слегка покачивается передо мной.

Ничего, ничего.

Делаю шаг и другой. Набираю скорость. Прохожу мимо куста, подстриженного в форме зайца, — слева и куста, подстриженного в форме сидящего хрен знает чего, — справа. До дома остается несколько шагов. Еще чуть-чуть, и я оставлю девушек-богинь в покое и вернусь в дымный, потный мир земных мужчин…

В следующее мгновение она выбегает мне навстречу.

Пауза.

Прямо как в трагедиях Эсхила. Или в комедиях Теренция, когда…

Высокая. Пожалуй, не такая высокая, как германцы-мужчины, что пируют сейчас с Варом, но…

Длинные волосы. Темные глаза смотрят на меня. Она прекрасна.

Прекрасна, как Медуза Горгона. Поражение от красоты похоже на смерть. Опять кто-то из греков.

В легендах говорится, что это сама смертельная красота Медузы Горгоны превращала людей в камень, а отнюдь не какие-то чары. Хороший пример. Особенно если столкнешься с такой Медузой на темной тропинке сада где-нибудь в Германии.

Ее губы шевельнулись. Раз, другой.

— Что? — говорю я.

— С дороги! — Звук возвращается. Плохая латынь, кстати. Но голос хороший.

Я поднимаю брови. Она проходит мимо меня, я снова чувствую этот запах. Запах мокрой воды и тревоги. Запах беды.

— Как твое имя? — спрашиваю я.

Она фыркает и не отвечает.

Она уходит. Я смотрю ей вслед. Ее спина, ее ноги под платьем… мне нужно пойти за ней! Усилием воли я поворачиваюсь и иду к дому. Вступаю в облако света от светильника. Шерстяной фитиль в масле горит ровно и чуть потрескивает. В мозаичном полу отражается колебание пламени и моя белесая фигура.

Поворачиваюсь. В глубине сада женские тени. Кто они? И главное — кто она?

— Это заложницы.

Я вздрагиваю. Резко поворачиваюсь, чуть не падаю. Меня поддерживают за плечо. Пальцы твердые, но держат аккуратно. Я вижу золотое кольцо на безымянном пальце — знак римского всадника.

Поднимаю голову. Ну конечно! Этого и следовало ожидать.

— Что ты здесь делаешь? — говорю я хрипло.

Арминий, царь херусков, качает головой. Усмехается:

— Дышу воздухом. Там страшная духота.

Я думаю, что неплохо бы ударить Сегеста по голове чем-нибудь вроде бронзового светильника, затем вспоминаю:

— Заложницы?

Арминий смотрит на меня внимательно.

— Ты не знал, легат?

Для того чтобы обеспечить верность покоренных народов, Рим издавна берет заложников. Обычно это сыновья вождей, дети царей или знатных людей. Мальчики. В крайнем случае — юноши. Они живут в Риме, получают хорошее римское воспитание и обучение. Когда приходит время, они возвращаются к своим народам и несут им Pax Romana — Римский мир. О, в этом мы преуспели…

Но почему — девушки?

— Германцы иначе относятся к своим мальчикам. Смерть для мужчины от рук врага — не позор, а честь. Поэтому вожди легко жертвуют своими сыновьями. Но девочки… девушки — другое дело. — Арминий смотрит на меня. Кто ты, варвар, который говорит не как варвар?

— Другое?

— Когда в заложниках их женщины, германцы не так легко разорвут договор верности.

Я некоторое время обдумываю его слова. Если бы… ик!.. не вино, я бы додумался быстрее. Потом до меня все же доходит.

— То есть, — говорю я, — договор верности они разорвут в любом случае?

Арминий улыбается. Так, что у меня по спине пробегает холодок.

— Разве можно доверять варварам, легат? — говорит он негромко.

Налетает порыв ветра. В колеблющемся, рвущемся пламени светильника лицо Арминия кажется мне очень знакомым… и очень страшным. Словно восковая маска одного из моих предков.

Кто ты, варвар?

* * *

Когда я возвращаюсь в свою комнату, начинает светать.

В воздухе комнаты легкий туман благовоний и ладана, чтобы отгонять комаров. Меня качает от одной стены к другой. Пить. Надо как следует напиться воды перед сном, а то утром от моей головы останется только дымящаяся воронка вулкана. Я как-то видел извержение, это было не самое приятное впечатление в моей жизни.

Тарквиний сопит на лавке. Старческое лицо во сне искажено каким-то странным выражением, словно за ним кто-то гнался во сне. У стариков — беспокойный сон.

Я наливаю воды с лимоном из серебряного кувшина — поверхность, кое-где помятая, в мелких капельках. Провожу пальцем, остается мокрая полоса. Я беру чашу и выпиваю — с трудом, но до дна.

Прохладная вода стекает по стенкам внутри меня. Лучше.

Я ставлю чашу на стол и вижу свой сундук из крашенного в зеленый дерева, бронзовые петли такие древние, что позеленели от старости. Где-то там, в глубине, лежит шкатулка с вещами Луция… железное кольцо сенатора, которое он получил в двадцать четыре года, за четыре года до обычного срока… амулеты для здоровья — почему их так много, кстати? Я зажмуриваюсь. Глаза режет. Спать, надо спать.

Луций никогда не был суеверен. Скорее уж наоборот, брат всегда мог истолковать знамения в свою пользу.

И еще… Я замираю на мгновение. Конечно! Сегодня на арене. Безумный германец с фигуркой Быка.

Особый серебристый металл. И кажется, что фигурка подрагивает на ладони. След крови, размазанной по серебристому металлу…