— Вы думаете, вы воины?! — орет центурион так, что брызги слюны долетают до последних рядов. — Нет, девочки! Вы — дерьмо! Запомните это! Вы подстилка для козлов! Вы — потные вонючие обмотки последнего паршивого раба!
Новобранцы стоят, боясь лишний раз моргнуть. Известная штука. Кто из тиронов первый обратит на себя внимание инструктора — тот попал. Центурион будет «любить» в лице этого новобранца весь отряд.
— Думаете, вы похожи на воинов?! — орет центурион.
Тироны стоят, вылупив глаза. Нет, они так не думают.
От крика центуриона сдвигаются с места горы и реки выходят из берегов. Кипит лава. Земля становится круглой, норовит выскочить из-под ног, убежать куда-нибудь и спрятаться.
— Если вы так думаете, у вас навоз вместо мозгов! Запомните! Вы — никто! Вы — грязь под моими ногами! Губка, которой подтерли жирную задницу и забыли в отхожем месте! Вы — говно! От вас — воняет! Жалкие твари! Я, б…ь, научу вас, б…ь, любить мой, б…ь, любимый, б…ь, Семнадцатый, б…ь, Морской легион! Я!
И все — на одном дыхании, почти без пауз. Впечатляет.
Крик такой вдохновенный, что физиономия центуриона становится багровой. От нахлынувших патриотических чувств к Семнадцатому Морскому, видимо.
— Есть тут умные? — спрашивает центурион с надеждой.
Поиск «любимцев» продолжается. И тут главное — не выделиться сразу, иначе центурион назначит тебя любимцем и козлом отпущения — и будет любить в твоем лице все прибывшее пополнение. За все настоящие и вымышленные провинности.
— Ты! — жезл центуриона упирается в грудь молодому новобранцу. У него рыжие волосы и короткий веснушчатый нос. — Твое имя?
— Нерий Галька, центурион!
Бух! Голова тирона мотается, на щеке тут же наливается красным след от удара. Новобранец поднимает голову, лицо бледное.
— Что?! — орет инструктор. — Кто центурион?! Ты ни хрена не центурион, зелень, это я здесь хренов центурион! Понял, Ягненочек?!
— Цэн, так точно, цэн!
— Не слышу!
— Цэн, так точно, цэн!
Новый удар — теперь под дых. Тирон, нареченный Ягненочком, задыхается и падает на землю.
— Встать, зелень! Встать, встать! Встать!!!
Тирон кое-как поднимается. Центурион все равно недоволен. Оглядывает строй, засовывает палку из виноградной лозы под мышку. Смотрит на всех, выпятив нижнюю челюсть.
— Что вы как бабы?! Мне что, набрать пополнение в ближайшем лупанарии?!
— Цэн, так точно, цэн!
— Что-о?!
Тироны соображают, что подставились.
— Цэн, нет, цэн!!!
От слитного вопля дрожит воздух. Во взгляде каждого новобранца написано: «Сдохни, урод». Сдохни, сдохни, сдохни!
Пожалуйста.
Центурион улыбается. Теперь он наконец-то доволен.
* * *
У солдата в легионе определенный путь. Сначала он тирон, зелень легионная, новобранец, который не имеет никаких прав, зато обязанностей у него — выше головы. Тиронов дрючат так, что они, кажется, даже спят стоя. Каждый день — марш на двадцать миль с полной выкладкой, а это кольчуга, толстая туника под ней, железный шлем с подшлемной повязкой, щит-скутум, два пилума, меч и кинжал-пугио. Вдобавок к этому у каждого тирона есть рогатка — особая крестовина, ее несут на плече, на ней висит сумка с личными вещами и фляжка с водой. Плюс лопата, кирка, деревянный молот, котелок, сковорода и один из кольев для будущего лагеря.
Это сдохнуть можно, сколько тащить. Но они тащат. Недаром легионеров прозвали «мулами». Легендарный Гай Марий, разгромивший тевтонов и кимвров, когда-то преобразовал римскую армию — избавил ее от обоза, перегрузив все необходимое на самого солдата. Теперь легион может пройти за день тридцать — сорок миль и построить на новом месте укрепленный лагерь.
От непрерывного ора центурионов и оптионов стонет воздух. Виноградный жезл, символ власти центуриона, гуляет по спинам.
Вперед, вперед, вперед! Держи шаг! Равнение! Подтянись, левый край! Четче шаг, сукины дети.
После месяца обучения они дают присягу и становятся милитами, легионерами. Это уже не «зелень», это воины. Но это еще самый низкий разряд, почти дно легионной иерархии. Все самые тяжелые и грязные работы — для них. У них нет освобождений, нет выходных, нет отпуска. Они крепко влипли.
После нескольких лет службы милит становится опытным воином, который может все: строить дороги, ставить лагерь, рыть подкоп, атаковать в сомкнутом строю, лезть на стену. Теперь он — арматура. И может по праву этим гордиться.
— Коли! Коли! Коли! — кричит центурион.
— Раз, раз, раз.
— Выше щит! Вперед, обезьяны, или вы хотите жить вечно?!
Арматура — костяк легиона. Становый хребет. Выше него только иммуний, опытный солдат, освобожденный от работ по лагерю, и ветеран — солдат, отслуживший шестнадцать лет и переведенный в особый «вексиллум ветеранорум». По большей части это собрание калек, покрытых шрамами. Но — гордых и опасных, как адские псы. Когда легиону приходится туго, в бой бросают именно их. Ветеран, вернувшийся добровольцем на службу, называется эвокат. Ну, круче его уже никого нет.
— Спите, сволочи?! А ну, проснулись! Держи строй! Шаг! Коли! Шаг!
Голос центуриона достанет тебя даже в Преисподней. Центурион орет так, что, когда стоит рядом, рискуешь оглохнуть…
Терпи, новобранец. Теперь ты — в легионе.
* * *
Вдоволь полюбовавшись на учения, мы уходим с Метеллием перекусить. Возвращаемся к самому интересному: тиронов учат владеть мечом.
А чтобы в живых остался хотя бы один из новобранцев, мечи им выдают деревянные. Каждый — раза в два тяжелее боевого гладия.
— Начали! — командует центурион.
Пока новобранцы лупят друг друга, я подхожу ближе. Целый ящик запасных деревянных мечей. Я хмыкаю, беру один и пробую взвесить в ладони — да, тяжелый. Шершавая рукоять. Когда-то я такой деревяшкой намахался досыта.
Делаю взмах, другой. Палка со свистом рассекает воздух.
Рядом два новобранца сражаются. Рыжий делает довольно ловкий выпад и выбивает у другого палку. Тот держится за пальцы и воет. Да, больно.
Я отстраняю центуриона и встаю на место того новобранца, что выбыл.
— Попробуем?
Рыжий открывает рот, но центурион соображает быстрее.
— Захлопни рот, зелень, — командует он. — И попробуй побить легата!
Я усмехаюсь, киваю. Метеллий, глядя на все это, явно веселится.
— Начали! — дает отмашку центурион.
Тирон топчется на месте, затем выкидывает руку с мечом в мою сторону. О-очень неловко.
Я с легкостью выбиваю гладий из руки тирона. Раз! И заношу руку для последнего, добивающего, удара. Острие деревянного меча нависает над беззащитной шеей новобранца. Рыжий замирает. Он насквозь мокрый от пота, по его влажной коже сбегают капли… Глаза круглые.