Шторы на стеклянных дверях были раздвинуты, открывая вид на патио с фонтаном с разноцветной подсветкой, пальмами и поблескивающей поверхностью плавательного бассейна. Дом говорил о процветании его владельца, он был предназначен не только для того, чтобы в нем жить, но и для неустанного восхищения им. Несомненно, его строил и обставлял шоумен для шоумена.
Хоман склонился над рукописью, являя вид глубокой сосредоточенности — то ли он на минуту забыл о посетителе, то ли хотел, чтобы тот проникся сознанием значимости этого момента.
Не отрывая глаз от рукописи, человек пробормотал:
— Сейчас вылижу эту сцену, и поговорим.
Он сказал это ровным тоном, без всякого выражения — очевидно, сосредоточенность была не наигранной.
Вообще-то, Хоман привык работать на зрителя. И внешность у него была подходящая. Седые, коротко подстриженные волосы окружали венчиком блестящую лысину; он не пытался ее прикрыть, отрастив подлиннее волосы и зачесывая их наверх. На носу плотно сидели большие очки в роговой оправе. Прямые брови начинались почти у самых седеющих висков. Голова была слегка опущена вниз: глаза, не мигая, уставились на сценарий. Резким движением он схватил карандаш, лежащий на столе, и предпринял очередную атаку на рукопись, вычеркивая слова, заменяя их другими и делая пометки на полях. И все это без малейшего колебания. Казалось, он с трудом заставляет руку работать со скоростью своих мыслей. Под его напором нижняя половина страницы скоро превратилась в настоящий лабиринт карандашных пометок. Потом он отбросил карандаш так же резко, как и схватил его и воззрился на Мейсона покрасневшими карими глазами.
— Извините, что заставил вас ждать. Не предполагал, что вы прибудете так скоро. Я должен был закончить эту сцену, пока не пропал настрой. Ваш визит выбивает меня из колеи. Хватит мне и того детектива. А теперь еще вы. Все это мне чертовски не нравится, но если уж так надо, давайте быстрее покончим с этим. Что вы хотите?
Мейсон попытался отвлечь его не относящимися к делу замечаниями:
— Я не предполагал, что вы работаете так поздно.
— Я постоянно работаю. Лучше всего работается, когда всё вокруг спит. — Он сделал круговое движение своей короткой толстой рукой, как бы подчеркивая всеобъемлющий характер данного замечания. — Я имею в виду всех жителей города. Мы живем в мире телепатических связей. Я говорю не об отдельных, а о групповых телепатических влияниях. Они давят на ваш мозг, вовлекают в круговорот бессмысленных действий. Так что вы хотите?
— Значит, я тоже вывел вас из творческого настроя? — спросил Мейсон.
— И не только. Мне перестал нравиться мой сценарий. Видите ли, герои всегда попадают в какие-то драматические ситуации. Если ваши герои нежизненны, вы не сможете создать ничего стоящего. А насколько реальны ваши герои, вы узнаете, только если проникнитесь к ним сочувствием, если откроете дверь и войдете в их жизни. Это субъективное ощущение, интуиция, телепатия, назовите каким угодно словом… А тут появляетесь вы… Вы — объективная реальность, и я должен говорить с вами тоже совершенно объективно. Вы притворяетесь, что вам нужна информация. Но возможно, вы пытаетесь подстроить мне ловушку. Я должен быть настороже.
— Почему? — спросил Мейсон. — Чтобы не выдать себя каким-то необдуманным заявлением?
— Нет, чтобы не сказать что-то такое, что вы можете неправильно интерпретировать и потом обратить против меня.
— Ну уж я совсем не такой.
— А вот ваш детектив именно такой. Он выбил меня из колеи на целых полдня! Так что вы хотите?
— Ваше страховое свидетельство на машину у вас?
— Да, но только это не ваше дело.
— Вы были бы правы, если бы не этот несчастный случай.
— А именно?
— Если машина была использована с вашего согласия, выраженного или подразумеваемого, вы несете юридическую ответственность. Я имею в виду и неформальный ответ на чью-то просьбу, и предварительную договоренность с кем-либо о праве воспользоваться машиной.
— Ни о каком разрешении не может быть и речи.
— Тем не менее вы должны осознать эту юридическую разницу.
— Ладно, осознал. Ну и что?
— А то, — продолжал Мейсон, — что если человек, сидевший за рулем вашей машины, является вашим доверенным лицом и…
— У меня нет никаких доверенных лиц.
— Типичная ошибка несведущего человека, — усмехнулся Мейсон. — Дело в том, что, если вы попросите кого-нибудь взять вашу машину и съездить на ней на почту отправить заказное письмо, в данной поездке он становится вашим доверенным лицом.
— Понятно. Благодарю за разъяснение. Я это запомню. Что еще?
— Если вы посылаете человека в Сан-Франциско на своей машине, дав ему какое-то поручение, в этом случае он автоматически становится вашим доверенным лицом.
— Ну и что?
— И если он попал в аварию, когда вел вашу машину, отвечать будете вы, как если бы вы лично сидели за рулем.
— Ясно, что вы к чему-то клоните. Продолжайте. В чем дело?
— Я адвокат, мистер Хоман. Я представляю Стефани Клэр и заинтересован в том, чтобы раскопать любые данные, которые снимут с нее обвинение в убийстве по неосторожности.
— Ясно.
— Далее. Вы заинтересованы в том, чтобы уменьшить свою юридическую ответственность. Если кто-то действительно угнал вашу машину — это одно дело. Если ехавший на ней использовал ее с вашего разрешения — другое; а если за рулем было ваше доверенное лицо — это уже нечто третье. Естественно, в ваших интересах интерпретировать случившееся так, чтобы нести наименьшую финансовую ответственность.
— Очевидно.
— Значит, у нас противоположные интересы.
— Разумеется. Я знал об этом до того, как вы здесь появились. Скажите мне что-нибудь новенькое.
— Мне думается, сэкономив пенни, вы можете потерять фунт, — многозначительно сказал Мейсон.
— Как прикажете вас понимать?
— Пытаясь выиграть в суде несколько тысяч долларов, вы можете подставить себя под фланговую атаку.
— Чью?
— Мою.
Карие глаза Хомана уставились сквозь роговые очки на адвоката.
— Продолжайте, — сказал он, помедлив. — Договаривайте до конца.
— Я хочу сказать, что Стефани Клэр не сидела за рулем вашей машины. Для этого надо выяснить, кто ею управлял. Поэтому я вынужден заинтересоваться вашими личными делами. А когда я сую куда-то нос, то все основательно вынюхиваю.