— Просили же тебя, ваше благородие, следить, не идет ли кто за тобой следом! Нет ведь — привел соглядатая! Что мы с ней делать теперь должны? И что это вообще за дамочка?
— Ты, Елсуков, не суетись. Я как шел к тебе, сам едва не заблудился, оттого что не столько вперед глядел, сколько непрестанно назад оглядывался. А девица эта при театре служит. Хитрая бестия, хоть и юная совсем. Это же — помнишь, я тебе говорил? — она у меня на квартире была, хозяин ее грамотно описал. Я вот до сих пор удивляюсь, как она на меня полицию до сих пор не вывела? Единственно, по неразумию самой полиции!
— Что делать-то с ней?
— Да не суетись ты. Ювелир твой точно придет?
— Да не ювелир он. Скупщик.
— Один черт! Давай-ка свяжи ее да в чулан засунь, чтобы на глаза ему не попалась. Потом о ней думать будем.
Елсуков склонился надо мной и стал связывать чем-то руки. Пришлось терпеть, правда, я чуть напрягала руки, как меня учили, чтобы связка получилась не слишком плотной и крепкой, но делала это вполсилы, осторожно.
— Надо бы и ноги связать. Пойду, поищу веревку или шпагат какой, — сказал Елсуков, но его остановили.
— На, возьми шарф. Крепче вяжи.
Ноги я дала связать крепко, если смогу руки освободить, то и ноги распутаю.
Закончив вязать, Елсуков уже было стал приподнимать меня с пола, но Микульский вновь остановил его:
— Рот надо заткнуть, нам совсем ни к чему гостя пугать, если она стонать или, того хуже, кричать станет не вовремя. Возьми уж у меня и платок. Да не комкай ты его. Всему учить надо: сверни жгутом, вставь между зубов, а концы на затылке свяжи.
Как я только сдержалась, когда трактирщик стал своими неуклюжими пальцами вязать платок узлом на моем зашибленном затылке, уж и не знаю. Еще хуже пришлось, когда меня приподняли, протащили по полу волоком и со всего маху швырнули куда-то.
— Не зашиби раньше времени! — крикнул Микульский.
— А и зашибу, что с того? — ответил трактирщик. — Ты бы раньше беспокоился, когда она за тобой следила!
— И давно мы на «ты»? — спросил его высокомерным тоном Микульский, но тут же и добавил: — А и черт с тобой, обращайся, как хочешь. Не до гордости сейчас.
— Вот это верно. Нам обоим теперь не до гордости. Одной веревочкой повязаны и связка та все туже затягивается. Отметь, ваше благородие, что не по моей воле. Ладно. Пойду француза встречать.
Дверь хлопнула. Микульский же, оставшись один, принялся мерить шагами помещение. Четыре шага в одну сторону, развернется на каблуках и четырежды шагнет в обратном направлении. Все это было слышно отчетливо.
Я лежала вначале тихо, не шевелясь. Старалась, чтобы глаза привыкли к темноте, скрашиваемой лишь крохотными лучиками, пробивающимися из-под двери. Заодно прислушивалась и принюхивалась. Слышно, пожалуй, ничего и не было, кроме шагов по комнате. А пахло пылью, плесенью и чем-то кислым. Может, квашеной капустой, может, еще чем.
Вскоре я убедилась, что сюда не станут заглядывать, и принялась распутываться.
Руки я освободила довольно быстро и легко. Не столько за счет моих усилий ослабить веревку или чем меня там связали, сколько потому, что руки были связаны поверх шубки. То есть мне связали и запястья, но потом путы подняли вверх и стянули ими локти. Я сначала напряглась, думая оторвать пуговицы, хоть и жалко было новую шубку. Но если бы пуговицы оторвались или расстегнулись, то мне стало бы куда проще освободить руки. Но пуговицы не поддавались, хорошо были пришиты. Зато сама веревка чуть сползла вниз по рукавам, отчего и узел на запястьях немного ослаб. Пролежала я в связанном состоянии недолго, но руки пришлось разминать — кровь все же успела застояться. Потом я потянулась к затылку и для начала пощупала ушибленное место. Шишка вздулась огромная, и на пальцах стало мокро от сочащейся крови. Как ни было больно, я все же ощупала рану обстоятельно, хотя и так уже поняла, что кость не пробита, но решила убедиться. С узлами на платке я едва не все ногти переломала, вот где Елсуков постарался на славу. После этого раскрутить шарф, стягивающий ноги, показалось совсем простым делом.
Ну и как быть дальше? Я присела на какой-то ящик, наверняка грязный и пыльный, но выбирать не приходилось. Сама вздумала в Ната Пинкертона играть, значит, сама и виновата. Ладно еще, когда игры шли в Шерлока Холмса. Там скорее забавно было и уж совсем не страшно. А главное, не больно. Голова чуть кружилась, а в затылке пекло и щипало. Так о чем это я? Ну да, в Шерлока Холмса играть было интересно и безопасно. А вот ходить по трущобам за убийцей вовсе не следовало. Сиди теперь как мышь в чулане! Поделом тебе! Попробовать сбежать? Ох, не справлюсь я с Микульским! Бывший офицер как-никак. Остается надеяться, что после встречи с ювелиром — или французом? или с перекупщиком? — или все равно с кем, он уйдет. С Елсуковым я справлюсь. То, что он тяжел и толст, даже хорошо. Я стала вспоминать, как он двигается, как дышит. Выходило, должна справиться. В самом лучшем случае, они оба уйдут. Да нет! Даже если Елсуков уйдет, то перед уходом проверит, как я тут лежу. Не дурак же он! Так что, связывать саму себя обратно? Нет уж, будь что будет.
Я крадучись прошла по чулану, на ощупь изучая обстановку: вдруг что полезное попадется. Попадались лишь бочки, бочонки да ящики. Даже завалящей лопаты не нашлось. Нашлась какая-то палка. Я крутанула ее в руке — не самое подходящее оружие, легка слишком, да и сломается от малейшего нажима. Ладно ее, пусть стоит у стены. На всякий случай! Самой полезной вещью в чулане показалась мне ступенька перед дверью в комнату. Елсуков про нее должен знать, и потому, входя со света, станет переступать осторожно, и какое-то время одна нога его будет в воздухе. Так нужно этот момент не пропустить. А если он про нее забудет, так и того лучше получится.
Слева становиться нельзя, туда створка двери откроется, мешать станет. Но если встать справа, то можно улучить момент. Я попробовала встать там, где наметила, но угол был занят бочонком. Пришлось медленно, сторожко и по одному вершку зараз, чтобы не шуметь, сдвигать его в сторону. Зато теперь он еще и поперек пути любому, кто войти захочет, оказался. Что еще? Надо все тщательно продумать. Хорошо если он пойдет со свечой, она его слепить станет. Опять же рукой пламя прикрывать придется. А если пойдет со своей дубинкой? Подумала про дубинку и стала искать шарф, который куда-то швырнула в сторону. Нашла и намотала его на левую руку, теперь ее можно подставить под удар, не боясь перелома. Стоять все время в углу не хотелось, нужно и силы поберечь. Я умостилась на ящике и стала ждать, снова и снова мысленно обдумывая свои действия. А заодно греть мышцы и дышать, настраивать организм на схватку. Не поверите, но какое-то время спустя мне стало скучно. Не сказать, что я совсем уж перестала бояться, но как-то успокоилась, потому как многое успела решить для себя. А в комнате решительно ничего не происходило. Даже шагать по ней злодей Микульский перестал, видимо, тоже решил, что в ногах правды нет, и присел. Кстати, что я успела увидеть в комнате сквозь ставню? Не дай бог, обо что споткнуться и расшибиться. Особо и не за что споткнуться: стол у окна, скамья вдоль стены да табурет возле стола. На нем сейчас, скорее всего, и сидит Микульский.