– Ой, мистер Ю, простите великодушно, я вас нечаянно облила!
– Сидите здесь, – обратился он ко мне, указывая на место на диване ближе к окну. В углу дивана у самой двери сидел английский журналист. Со связанными руками, с кляпом во рту. На верхней полке под одеялом лежал его попутчик – настоящий, а не тот самозванец, что втолкнул меня сюда. От возникшего шума он немного вздрогнул, но не издал ни звука, так что можно было с уверенностью сказать, что он тоже был связан и про кляп для него не забыли.
Я недоуменно пожала плечами, но исполнила просьбу-приказ корейского предпринимателя. То есть села на указанное место, надула губы и стала расправлять подол. При этом нож для бумаг оказался подле моей правой руки, но он был скрыт краем подушки. Не бог весть какое оружие, но в умелых руках…
Сказать по правде, я увидела здесь именно то, что и ожидала. Разве что был маловероятный шанс, что вместо мистера Ю или вместе с ним окажется Павел Истомин, но шанс этот был уж очень маловероятным. Споткнулась я или сделала вид, что споткнулась, тоже самостоятельно. И со стола все сбросила безо всякой нужды, просто мне очень хотелось сразу подпортить подготовленный преступниками план действий, хотя бы на время сбить их с толку, вывести из себя. Преуспела я в этом не много, ну да уж как получилось.
Еще только увидев лицо нового пассажира, я стала догадываться, что он собой представляет. За свои многочисленные визиты в управление полиции я там таких типов насмотрелась во множестве. А как он представился попутчиком мистера Фрейзера и его соседом по купе, догадалась и об остальном. О том, что никак он не может быть этим попутчиком, прежде всего. О том, что не только мы умеем засады устраивать, что и на нас засада заготовлена. Как там у Шекспира? Подкоп под их подкоп? Да и приторный запах папирос мистера Ю был ощутим даже в коридоре. Отчего засаду приготовили именно для меня? Очевидно, посчитали, что глупую девчонку проще будет поймать в расставленные сети. Так извольте, получите вашу глупую девчонку. Сижу, слезы в глазах, губы кусаю. На лице должно быть полное отсутствие соображения. Не переиграть бы! Пожалуй, стоит хоть как-то отреагировать на окружающую обстановку. На связанного журналиста, например. Да и его нужно подбодрить, раз пришла сюда. Именно что пришла, а не силой меня затащили. Этого длинноногого увальня с золотым зубом и револьвером, всунутым сзади за брючный ремень, я бы легко оставила не у дел. Но что стало бы с мистером Фрейзером и его попутчиком, если бы я сбежала? Кто знает? Вот и пришлось рисковать и по собственной воле лезть в западню.
Я сделала вид, что слеза вот-вот покатится у меня по щеке, и приподняла голову, чтобы не дать ей покатиться. Потом глянула в окно, повернулась в другую сторону и воскликнула:
– Ой! Здравствуйте, мистер Фрейзер. Сразу вас не заметила, вот и не поздоровалась. А зачем вам руки связали? Мистер Ю, прекратите безобразия! Развяжите мистеру Фрейзеру руки! Ах так! Тогда я сама.
И тут же потянулась к журналисту и начала развязывать. Долго этим заниматься мне не дали, да я и сама не собиралась развязывать его полностью, но ослабить узел я успела. Кажется, господин журналист посмотрел на меня с пониманием. О боже, надо же, какая огромная шишка у него на лбу! Интересно, кто это его? Кореец своей тростью или усатый рукоятью револьвера?
Усатый больно дернул меня за плечо и отшвырнул на прежнее место.
– Сиди, дура, и не дергайся!
– А чего вы грубите! И толкаться перестаньте! Я на вас пожалуюсь!
Усатый замахнулся, но кореец снова его остановил и в этот раз даже прикрикнул:
– Оставить в покое! Стой под дверь.
Он закончил вытирать промокшие брюки, сложил свой платок, закурил новую папиросу. Все это не спеша, подчеркнуто спокойно. Но глаза, часто при былых встречах превращавшиеся в щелки, из которых лучились улыбки, стали совершенно черными, не сразу разглядишь, где кончается зрачок. Тяжелый получался взгляд, неприятный.
– Я буду спрашивать, вы – ответчать. Понятно сказал?
Кажется, ему и в самом деле не получалось некоторые русские слова произнести с ходу и целиком. Но это было сейчас самым несущественным.
– Да что тут непонятного? Вы спрашиваете, я – отвечаю. Я спрашиваю, вы – отвечаете. Так?
– Пусть так! – неожиданно не стал спорить мистер Ю. – Слушайте вопрос. Что нашли в том купе?
– Да откуда мне знать? Я вовнутрь не заглядывала.
– Не так. Не что внутри, что нашли?
– Пакет! – сказала я, раз уж не удалось отвертеться от прямого ответа, пришлось высказывать догадку.
– Что на нем написано?
Хороший вопрос, тут бы с ответом не промахнуться.
– Не знаю, я по-вашему читать не умею.
Не знаю, в яблочко или не так точно, но в мишень я попала. Я решила воспользоваться молчанием мистера Ю.
– Теперь я спрашиваю? – спросила я и, не дожидаясь согласия, выпалила свой вопрос. – Иван Порфирьевич говорил, что вы ночью где-то рядом прятались. Так мне интересно знать, где?
– В тамбуре, – мой собеседник решил, что лучше отвечать на ничего для него не значащие вопросы, а в обмен получать и мои ответы.
– А вот и неправда. Я вам правду говорю, а вы меня обманываете. Мы в тамбуре смотрели. Вас там не было.
– Я вышел… Как сказать? Из вагона вышел на крышу и вернутся к себе.
– Через окно?
Полная глупость этого вопроса даже привела корейца в замешательство.
– Мой черед спрос… спрашивать, – не стал отвечать он. – Куда дели пакет?
– Так в шкатулку заперли.
Мистер Ю кивнул.
– Шка-тул-ку, – по слогам проговорил он плохо знакомое слово, – куда дели?
– Старшему проводнику отдали на сохранность. Там у него несгораемый ящик есть, так что если вам она нужна, то теперь вам ее не достать!
Несгораемый ящик не произвел на мистера Ю ни малейшего впечатления. Зато усатый тип подал голос:
– Яйцо, стало быть, в зайце, заяц – в утке, утка – в сундуке, сундук – на дубе!
– О чем говоритьте? – не понял его босс.
– Пардон, это у нас сказка такая есть. Про Кощееву смерть. Рассказать?
Кажется, не я одна тут полную чушь несу. Правда, и усатый понял, что сказал несусветную глупость, и умолк.
Мистер Ю закончил курить, вынул из своего длиннющего мундштука папиросу и тщательно загасил в пепельнице. Сделал рукой движение, будто хотел поправить галстук, но галстука на месте не было. Так вот чем они руки англичанину связали, а я-то думала, что это за шелковая лента и откуда бы ей здесь взяться. Я скосила глаза на журналиста. Он ослабил узел еще больше, но ему вполне достало сообразительности, чтобы не развязаться окончательно. Пришлось чуть дернуть головой, показывая, что спешить все еще не следует. Кажется, он понял.
Мистер Ю продолжал пребывать в раздумьях, а давать ему спокойно размышлять в мои планы не входило.