Book.

— Вы не боитесь, что ваш король и его мать отправят вас на эшафот?

— Не думаю... Королева-мать слишком боится, что я раскрою некую тайну... хотя я ее не раскрою. Впрочем, я не боюсь эшафота.

— Вы правы... эшафота не будет, — сказал не­знакомец после некоторого раздумья. И добавил: — Король заточит вас в тюрьме навсегда. Вы готовы?

— Значит, так хочет Господь. Значит, я заслу­жил. Бог — строгий судья.

На башне замка часы пробили полдень. Насту­пало время допросов Фуке.

В дверях появился д'Артаньян — отвести Фуке в Арсенал, где шли ежедневные допросы. Незна­комцу пора было уходить.

Он встал, простился с Фуке и д'Артаньяном и покинул тюрьму.

Впоследствии, по уходе незнакомца, д'Ар­таньян весь день тщетно искал приказ короля. Но в секретере, куда он положил королевский приказ (он отчетливо помнил это), гасконец его не нашел. В секретере он нашел лишь пустой клочок измятой бумаги. Да, незнакомец сумел проделать то, что с успехом демонстрировал в вашей стране некто Вольф Мессинг. Мессинг мог вручить охране кусок бумажки, и охранник видел перед собой пропуск, подписанный самым ответственным лицом. Это же сумел проделать странный незнакомец, о кото­ром поведал в своих «Записках» все тот же граф Сен-Жермен.

Фуке и д'Артаньян вернулись в камеру к обеду.

В тюрьме Фуке стал вегетарианцем, и д'Ар­таньян покупал для него свежую рыбу. Д'Артаньян предложил приготовить отличную черную треску.

Но Фуке отказался. Вчерашний хозяин знамени­тых поваров, любитель и ценитель изысканной еды, он теперь почти ничего не ел. И каждую суб­боту исправно постился — жил на хлебе и воде. Се­годня была суббота, и вместо еды Фуке занялся обычными своими делами. Гасконец видел его либо молящимся на коленях, либо пишущим и чи­тающим за столом.

Но в тот день д'Артаньян прервал его занятия и начал переговоры. Он сообщил Фуке от имени короля, что, возможно, Его Величество заменит смертную казнь изгнанием, если... Если Фуке на процессе признает свои преступления. В ответ Фуке только усмехнулся:

— Вы хорошо сказали «возможно»... О нет, до­рогой друг, именно тогда Его Величество преспо­койно повесит меня. Сообщите Его Величеству, что я уверен в этом так же точно, как уверен он. Так что оставим пустой торг. — И, помолчав, доба­вил: — Но главное, успокойте Ее Величество коро­леву-мать. Сообщите ей, что верноподданный Фуке просит, чтобы она не беспокоилась. Каков бы ни был приговор, Фуке будет нем как рыба.

Д'Артаньян с изумлением слушал эти слова. Он долго не решался передать их королеве. Нако­нец решился. Королева выслушала и попросила мушкетера забыть слова Фуке. Гасконец получил в награду второй великолепный перстень — знак большой благодарности королевы Анны.

В это время в Париже было модным «сочув­ствовать несчастному Фуке». Это стало дозволен­ной фрондой, направленной как бы не против ко­роля, но против бессердечного и скучного Коль­бера.

Дамы аккуратно ходили на модную теперь про­гулку — к стенам Бастилии. Повидать несчастного месье Фуке, когда его поведут в Арсенал для допро­сов... Это было «то!» (по-нынешнему — «круто!»).

Многочисленные возлюбленные Фуке прихо­дили сюда вместе со своими подругами и... новыми любовниками. Площадь перед угрюмой Бастилией все больше напоминала площадь перед дворцом, где дают бал. Останавливались великолепные эки­пажи. Знаменитые красавицы, щеголяя модными туалетами, высаживались из экипажей и разно­цветными стайками фланировали по площади в сопровождении слуг и кавалеров. Здесь теперь стало популярно устраивать любовные свидания, обмениваться записочками... Даже появилась га­лантная фраза: «Встретимся у Фуке». Весь этот цветник женской красоты ждал торжественной минуты, когда Фуке вели на допрос в Арсенал из Бастилии.

И одна из бесчисленных его возлюбленных, та самая графиня Л., с которой он провел послед­нюю ночь, написала свои впечатления подруге:

«Мне не терпится рассказать вам, дорогая. Мар­киза де С. (маркиза де Севинье) предложила мне прой­тись к Бастилии, чтобы повидать нашего бедного друга по пути в Арсенал, к гадким судьям. Мы подошли к пло­щади перед тюрьмой и начали поджидать, прогулива­ясь. Мы обе были в масках. Наконец увидели его. По­дойти к нему близко нельзя, стояла цепь мушкетеров. Рядом с ним шел г-н д'Артаньян, за ними шествовал це­лый отряд... У него был такой задумчивый вид. Когда я увидела его, у меня буквально задрожали колени, а сердце забилось так сильно! Нет! Нет! Это было невыносимо — увидеть его в этаком положении!.. Как же он изменился, как ужасающе постарел! Л. оперлась о руку маркизы, бо­ясь потерять сознание. В этот момент они поравнялись с нами. Любезнейший г-н д'Артаньян весело подмигнул нам, слегка подтолкнув нашего бедного друга, обращая на нас его внимание. Наш друг приветствовал нас, и на его лице появилась знакомая прелестная улыбка. Ин­тересно, узнал ли он меня под маской, подсказало ли ему сердце?.. Но мне стало не по себе, когда я увидела, как он входит в эту беспощадную маленькую дверцу судилища, и я вновь едва не потеряла сознание. В Париже все только и говорят о его силе духа и твердости».

Королю доносили о модных сборищах. Коль­бер предложил допрашивать олигарха в Бастилии, но король раздраженно прервал его. В Париже можно многое, но нельзя покушаться на то, что модно. Людовик представлял, сколько злых шуто­чек вызовет подобный запрет. Он знал правила: король Франции может быть жестким, но смеш­ным быть не может.

Но Людовик нашел выход.

Наступила весна, в Париже потеплело. Король приказал переехать в Фонтенбло — в прохладу, в любимые вековые деревья старого парка. «Самое красивое в мире — это кроны деревьев, — сказал Людовик матери. — Я соскучился по красоте». Но, уезжая из Парижа, он перевел в Фонтенбло... Па­лату правосудия! Так что теперь вдали от Парижа, в Фонтенбло, должны были продолжиться допросы Фуке и его сподвижников.

В Фонтенбло находилась старая тюрьма, по­строенная Генрихом IV. В ней и решил король по­местить узника. Людовик вызвал д'Артаньяна и приказал подготовить тайный переезд в старую тюрьму.

Д'Артаньян все понял: с женским цветником у стен Бастилии будет покончено!

Но теперь король был полон новых опасений.

— Процесс приближается, — сказал король гасконцу. — К Фуке разрешено прийти адвокатам. Ни при каких обстоятельствах не позволяйте ему го­ворить с ними наедине. Ни со своими адвокатами, ни с кем бы то ни было он не должен оставаться наедине. Вы отвечаете за это головой, д'Артаньян.

Д'Артаньян вспомнил необъяснимый визит не­знакомца и побледнел.

— Фуке хитрая бестия, — продолжал король. — В его внезапную набожность, о которой вы рас­сказываете и которой мерзавец никогда прежде не отличался, я не верю... Он все это придумал... Он хочет усыпить нашу и, главное, вашу бдитель­ность. На самом деле гордость этого человека не­померна и его тайные союзники готовы на любые действия. Поэтому я не исключаю, что друзья мер­завца задумали освободить его по пути в Фон­тенбло. Но вы знаете, что тогда нужно делать, д'Ар­таньян.