Но мог ли общаться с молодыми безумцами сам автор «Бесов»?
Достоевский, едва не заплативший жизнью за свои убеждения, понимал всю трагичность этих молодых людей: «Жертвовать собою и всем для правды — вот национальная черта поколения. Благослови его Бог и пошли ему понимание ПРАВДЫ. Ибо весь вопрос в том и состоит, что считать за правду», — писал он. И боролся с ними за них самих — «за верное понимание правды». Именно поэтому он написал роман «Бесы», который они возненавидели. ...Именно поэтому он решился сейчас писать продолжение романа «Братья Карамазовы», где судьба Алеши Карамазова — героя, которого они полюбили, должна была открыть им «что считать за правду».
И как нужно ему было теперь личное знакомство с героями будущей книги!
Так что знакомство молодых радикалов с писателем, решившим писать о них, вполне вероятно.
Возможно, именно поэтому Баранников снял квартиру в доме Достоевского...
Красавец Баранников, идеалист, ставший террористом, участвовавший добровольцем в борьбе Черногории против турок (борьбе, которую Достоевский считал святой) — как он должен был быть интересен писателю...
И, познакомившись с народовольцами, возможно, Достоевский случайно и узнает о готовящемся взрыве в Зимнем дворце...
Если так, то перестает быть загадочным разговор с Сувориным. Процитируем его вновь:
«Представьте себе, что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро... Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит... Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить?.. — И сам отвечает. — Я не пошел бы».
И объясняет: «Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаянья».
Как жалка, надуманна эта причина для бунтаря Достоевского, всю жизнь плывшего против течения, не устававшего воевать с либералами, «служившего только Христу». Конечно же, причина совсем иная, которую он высказать не смеет: он, переживший ожидание смерти на эшафоте, не может отправить на этот эшафот доверившихся ему молодых людей...
Об этом он мучительно думает, разговаривая с Сувориным, и потому тотчас сообщает, что решил написать роман об Алеше Карамазове — террористе.
И возможно, Достоевский хранил в кабинете какую-то литературу народовольцев, готовясь использовать ее для романа.
Ночной обыск за стеной в квартире Баранникова заставил его поспешно все уничтожить. Оттого ему пришлось отодвигать нечто тяжелое, и оттого разорвалась артерия. И последующий арест Колодкевича окончательно потряс вчерашнего арестанта-петрашевца (с которого, кстати, формально не был снят надзор полиции). Возможность разоблачения связи с террористами означало новое и окончательное крушение. Опасность, многократно усиленная его вечно воспаленным, безумным воображением... И началось «решительное кровотечение»...
Страх! Достоевский, прячущий подпольную литературу! Сегодняшнему читателю это может показатся почти смешным. ...Но читателю завтрашнему, возможно, это покажется уже весьма серьезным.
Но все это — игра воображения. Впрочем, известные нам события и так достаточно мистичны: «Бесы» за стеной дирижировали смертью своего создателя... И смерть Достоевского была прологом к роковому повороту русской Истории.
ТАЙНА НАРОДОВОЛЬЦЕВ — ТАЙНА ПОЛИЦИИ?
Во время пугающе успешной деятельности Исполнительного Комитета современники постоянно задавали себе один вопрос — почему их до сих пор не поймали? Как вспоминала Вера Фигнер, реально Исполнительный Комитет располагал 24 членами плюс 500 постоянно действующих членов партии.
(На самом деле И.К. располагал 28 членами.)
А против них были — знаменитое Третье отделение с многочисленными агентами, армия, тюрьмы.
Самый популярный ответ на этот вопрос: царская полиция до этого имела дело с жалкими студентами. Здесь же впервые собрались профессионалы. И эти профессиональные революционеры и доказали впервые силу и неуязвимость террора.
ЗАПАДНЯ ЛОРИСА
Но боевой генерал Лорис-Меликов, видимо, видел совсем иную причину успеха тогдашних террористов. И, проанализировав оба сенсационных деяния таинственного Исполнительного Комитета — взрыв на железной дороге и взрыв в Зимнем дворце, — верно оценил подозрительную беспечность Третьего отделения. Именно поэтому с самого начала Лорис-Меликов перестает доверять Третьему отделению и оттого торопится его реформировать. И создает структуру, дублирующую Третье отделение.
С весны 1880 года право обыскивать и арестовывать людей по политическим преступлениям в Петербурге наравне с Третьим отделением получило столичное градоначальство. Теперь в Третьем отделении (а после его упразднения и в Департаменте полиции, куда перешел штат Третьего отделения) узнавали о некоторых обысках и арестах уже роst fасtит.
Именно в это время начинаются поразительные провалы вчерашних великих конспираторов.
24 июля 1880 года попадается неуловимый до того А. Пресняков, участник взрыва царского поезда, убийца агента Третьего отделения. Далее попадается сам величайший конспиратор, «поэт конспирации», как его называли народовольцы, глава партии — Александр Михайлов. И попадается, мягко говоря, очень неконспиративно. Являясь руководителем «Народной воли», Александр Михайлов был, как мы уже упоминали, ее летописцем. Вот как описала провал «генерала конспирации» его возлюбленная Александра Корба: «Он тщательно разыскивал портреты погибших за свободу и счастье народа... Собирал о них сведения, не хотел, чтобы они остались неизвестными в истории революционного движения в России... Он был арестован в тот момент, когда зашел в фотографию за заказанными им ранее карточками арестованных народовольцев Квятковского и Преснякова. Фотография эта находилась на Невском проспекте. Ее хозяин оказался агентом тайной полиции. Когда Александр Михайлов накануне заходил справиться о карточках, жена шпиона-фотографа, стоя за стулом мужа и с тревогой глядя на Михайлова, провела рукой по своей шее, давая этим понять, что ему грозит быть повешенным... В тот же день заседала Распорядительная комиссия, и члены комиссии возмутились и взяли с него слово, что он больше не пойдет в сомнительную фотографию. Он дал слово, и...».
И пошел! «...Вероятно, подумал, что не зайти за карточками будет актом малодушия», — написала хорошо знавшая его Александра Корба. Там его и арестовали!
Поразительная детская беспечность Гения конспирации. Так рисковать в период главнейшего дела — подготовки убийства императора!
Но эта странная беспечность оказывается свойственной и другим «профессионалам». Вот как ведет себя другой конспиратор — главный динамитчик «Народной воли» Кибальчич...
«Во время организации взрыва царского поезда он вез взрывные устройства в потрепанном чемодане. Но ему захотелось спать. И в ожидании поезда он преспокойно уснул на одной из скамеек зала ожидания... В те дни было введено военное положение, и в ожидании возвращения царя из Ялты на вокзалах особенно много толпилось всякого начальства; шпионы рыскали... заглядывая каждому в лицо. Кибальчич был тогда нелегален, и его, уже сидевшего в тюрьмах, узнать было легко — по фотографической карточке.