(Иногда эти увлечения приносят весьма зримые плоды. В семье придворного банкира барона Александра Штиглица будет воспитываться приемная дочь Наденька Июнева — внебрачная дочь пылкого великого князя.)
- Зачем вы так мрачны? Все знают, какое у вас доброе сердце, — кокетливо спрашивает его красавица фрейлина Александра Паткуль.
— Я должен карать, а царь миловать, — мрачно объясняет красотке великий князь. И, не меняя замогильной интонации, веселит ее очередным каламбуром. Ибо вечно хмурый, с насупленными бровями солдафон Михаил блестяще остроумен! Это он наградил забавными прозвищами всю романовскую семью. Его остроты повторяет весь Петербург. И этот строгий начальник совершенно беспомощен... перед чужим остроумием. Несмотря на осторожные предупреждения Бенкендорфа, он часто спасает от гнева Третьего отделения остроумных шалопаев гвардейцев. Он покровительствует известному повесе кавалергарду Булгакову, чьи опасные шутки повторяет Петербург. Булгаков постоянно проигрывается в карты... И проигравшись, преспокойно является в Михайловский дворец к суровому командиру. В присутствии камердинера (уже привыкшего к этой процедуре) он проталкивает под дверь кабинета великого князя конверт с цифрами проигрыша. В ответ просителю тем же способом незамедлительно возвращается его конверт, но уже с деньгами.
Великий князь Михаил Николаевич рано умрет, и тогда всю свою энергию сорокалетняя вдова обрушит на общественную деятельность.
Она строит больницы, создает русский «Красный крест», движение «сестер милосердия». Она — главная покровительница искусств в России. «Подвязывать крылья молодым талантам» — так определила Елена Павловна свою миссию.
Музыкальным секретарем великой княгини становится один из самых блестящих музыкантов эпохи — Антон Рубинштейн.
Рубинштейн был ребенком, когда его игру услышал великий Лист. И Лист назвал его своим наследником. После чего молодой Рубинштейн показывал царю свой знаменитый номер, неизменно приводивший в восторг императора. Злой юноша изображал... Листа! Изображал беспощадно — пародируя игру и знаменитые гримасы охваченного вдохновением Листа.
Этот сын крещенного еврея, плотный, с огромной гривой волос, очень похожий на Бетховена, становится близким другом великой княгини. Только при помощи Елены Павловны еврей Рубинштейн смог основать первую в России консерваторию, куда придет заниматься 22-летний чиновник Петр Чайковский.
Елена Павловна поселила молодого Рубинштейна в своем знаменитом дворце на Каменном острове. Блестящие музыкальные вечера во дворце немолодой, но все еще очаровательной княгини, чарующие звуки той жизни... Все это осталось навсегда в фортепьянных пьесах Рубинштейна.
Елена Павловна всегда была впереди прогресса. И она второй в царской семье (после самого Николая) сумела прочесть «Записки» Великой Екатерины.
Когда-то потрясенный «Записками» матери Павел дал их прочитать на одну ночь своему тогдашнему ближайшему другу, князю Куракину. И за ночь крепостные грамотеи князя переписали «Записки». Князь тайно давал читать их друзьям. И количество секретных копий росло...
Одна из копий попала к Карамзину и от него, видно, к нашему великому поэту. И уже жена поэта переписывает вместе с братом «Записки» Екатерины. И Пушкин передает их прочесть великой княгине. ( И записывает, что она «сходит от них с ума».)
Елена Павловна, прочтя грешные «Записки», конечно же, не смогла не поделиться восторгом.. Николай немедля повелел придворным сдать все копии «Записок позора семьи» и устроил за ними настоящую охоту.
После гибели Пушкина Николай, знакомясь с описью пушкинских бумаг (за всем следит государь!), наткнулся на рукопись «Воспоминания императрицы». Приказ последовал краткий: «Ко мне!».
Молодой Костя и немолодая дама составляли радикальное крыло в царской семье. И как проигрывал безликий апатичный наследник рядом с этой парой!
Кто мог бы подумать тогда, что через пару десятилетий он совершит величайшее дело в русской истории. И они оба станут его ближайшими сподвижниками.
Впрочем, был ли апатичным цесаревич? Или научился показывать себя таковым?
«МНЕ НУЖНЫ НЕ УМНИКИ, А ВЕРНОПОДДАННЫЕ»
Эти слова государя были лозунгом его империи. Все в стране делалось по правилам, все было подчинено раз и навсегда заведенному порядку. Идее порядка лучше всех соответствовали военные. Военный человек, привыкший не рассуждать, но исполнять, способный приучить других к исполнению, стал считаться способным начальником. Истинные способности, знания, опытность перестали быть главными. И военные постепенно занимают все правительственные места.
Все чиновники теперь носят мундиры. Мундиры носят даже студенты.
Мечта убиенных Петра III и Павла I становится явью: страной правит казарма. Смотр и парад — главное содержание государственной жизни. Все делается напоказ, для императора... чтобы государь приехал и сказал: «Хорошо!» ...И уехал, раздав награды.
«А что было дальше — в самой жизни, в жизнь никто не заглядывал, там был черный двор», — писал современник.
НЕПРАВИЛЬНЫЕ ЕВРЕИ
Военные должны были исправлять беспорядок повсюду. Николая очень беспокоили евреи. Они никак не желали подчиняться общему порядку и становиться христианами. Неправильные евреи носили свою неправильную одежду. Государь предписал евреям платить налог за ношение ермолок и длиннополых сюртуков. И, в конце концов, вообще запретил носить еврейскую одежду.
Был создан специальный Комитет для окончательного исправления евреев и приведения их в христианство. Лучшим лекарством для этого государь считал любимую армию. Если прежде, вместо службы в армии, евреи платили налоги, то теперь они должны были поставлять в армию рекрутов. Государь верил, что за время службы в армии, которая продолжалась 25 лет, евреи непременно станут христианами.
Чтобы процесс шел успешнее, еврейских детей с 12-летнего возраста готовили к военной службе в специальных кантонистских школах.
Во времена Николая перешел из иудаизма в православие дед Ленина, еврей Александр Бланк.
Мы так и не узнаем, что думал молодой Александр в эти глухие годы в благодетельно молчавшей стране.
Но увидевший его в юности проницательный Кюстин написал: «Сквозь наружный вид доброты, которую обыкновенно придают лицу молодость и красота и немецкая кровь... нельзя не признать в нем сильной скрытности, неприятной в столь молодом еще человеке». Жизнь при всесильном отце-деспоте научила его этому.
Но талантливый, чуткий юноша не мог не видеть, как железная система отца давала удивительные сбои. И порядок, доведенный Николаем до абсурда, все чаще становился беспорядком.
И это началось уже в первое десятилетие его царствования.
В 1836 году, в самое темное время беспощадной цензуры, в покорном, рабском журнале «Телескоп» появилось невиданное по дерзости сочинение, вызвавшее сначала шок, а потом и бурю в обществе.