Часы на башне пробили третью четверть двенадцатого часа ночи, когда мы высадились у подъезда Тюильри. Швейцар, вышедший на стук, не узнал ни меня, ни императора. Он позвал жену, поднес фонарь к самому моему лицу... и только тогда они меня узнали... так я зарос русской бородой.
Они тотчас позвали дежурного лакея, и тот, увидев моего спутника, скромно стоящего в стороне, вскричал: «Император! Ваше Величество!»
Император расхохотался и сказал: «Спокойной ночи, Коленкур. Вынуждаетесь в отдыхе после такого пути... Впрочем, как и я».
Император прочел мою запись рассказа Коленкура.
– Что ж, он все понял в меру своих возможностей... – И добавил: – Она уже спала... и встретила меня сонным объятием, простодушной радостью... Женитесь на австриячках, Лас-Каз, они чужды интриг, ибо слишком глупы, чтобы в них участвовать, и подставляют свое тело со спокойной радостью исполненного долга, как будто исправно платят по векселю...
В ту ночь я долго сидел у кровати малютки. Как я его любил! Моя мать – единственная женщина, которую я по-настоящему уважал... и вот это крохотное тельце – сын... два самых дорогих существа в этом мире... Как вы поняли, Лас-Каз, все это записывать не надо...
Ну а теперь – беритесь за перо. Уже в пути я узнал о заговоре генерала Мале. Кратко опишите в рукописи этот заговор сумасшедших. Впрочем, не знаю, известны ли вам самому истинные подробности дела.
Этот Мале, полоумный роялист, содержался в Венсеннском замке, а потом в Шарантоне – в сумасшедшем доме. Но иногда сумасшедшие дьявольски изворотливы и фантазии безумных могут перевернуть мир... В конце октября этот Мале придумал сочинить прокламацию о моей гибели в России. После чего бежал из психиатрической больницы вместе с двумя другими безумцами. Дома переоделся в генеральскую форму и на рассвете приехал в казармы. Велел разбудить коменданта и сообщил полусонному глупцу о моей смерти и о том, что ему поручено... сформировать правительство!
Затем Мале освободил из тюрьмы Ла Форс двух своих друзей генералов – участников весьма противоположных мятежей – роялистского и республиканского (так что роялисты и республиканцы отлично спелись в ненависти ко мне!) Один из них, генерал Лагори, был начальником штаба у заговорщика Моро. И этот Лагори умудрился арестовать и моего министра полиции Савари, и префекта полиции Паскье! После чего они объявили о создании нового правительства. Префект департамента Сена уже готовил зал заседаний для этого правительства сумасшедших, когда наконец-то во всем Париже нашелся один здравомыслящий! Генерал Поллен [33] с десятком солдат попросту арестовал всех безумцев.
И я сказал себе: «Если бы министром был Фуше, никакого заговора не случилось бы...» Хотя, зная Фуше, я все-таки проверил великого интригана: не участвовал ли в заговоре он сам? Когда мы с ним встретились, я спросил его об этом в упор. Фуше ответил достойно: «Если бы я участвовал, Сир, заговор победил бы». Все это он произнес с вечной дьявольской усмешкой...
Перед приездом я послал в столицу откровенный бюллетень, где сообщил правду о гибели армии, но в конце обратился к нации с важными словами: «Люди, недостаточно закаленные, чтобы подняться над изменчивостью судьбы и военной удачи, утратили силу духа и бодрость. Но тот, кто сохранил отвагу, увидел в новых трудностях лишь новую славу». И чтобы у народа не было сомнений в этом, я приписал: «Здоровье Его Величества лучше, чем когда-либо».
Но в столице, которую я отучил от несчастий и трудностей, эти слова вызвали злорадство врагов. Савари передал мне полицейское донесение о гнусной фразе Шатобриана, которая тотчас начала гулять по салонам: «Сироты без числа, утрите слезы – ваш император здоров!»
И все-таки я рассчитал правильно. Появившись в Париже невредимым и полным энергии сразу после того, как страна прочла опасный бюллетень, я вселил уверенность во многие слабые души.
Остатки Великой армии, переданной мною Мюрату, сильно поредели. Мюрат и Ней своими бездарными действиями докончили ее разгром. Нет людей решительнее и храбрее на поле битвы, чем Ней и Мюрат, и нет нерешительнее и трусливее их, когда надо самим принять решение. Меньше двадцати тысяч солдат они вывели из России,
Я набрал новую армию. Это было нелегко. Я, конечно же, знал о страхах, которые сеяли в деревнях уцелевшие калеки, рассказывая об ужасах русской кампании. Так что немало малодушных уклонилось от набора. Но триста тысяч солдат я все-таки получил. Большинство из них – необстрелянные юнцы. Весной они прошли весьма упрощенную военную подготовку, и я выступил навстречу противнику.... К сожалению, я принужден был держать в Испании огромную армию столь нужных мне опытных солдат. Там высадились англичане, действовали партизаны. И я не мог оголить свой южный фронт, несмотря на все мольбы моих маршалов. Это кончилось бы мгновенным крахом империи!
Все дальнейшее мне видится, как в тумане... и похоже на сон, где предательство сменялось предательством. «Дедушка Франц», мой родственник»я могу только презирать его. Интересы дочери, внука – плевать на них! В жилах европейских монархов течет не кровь, а замороженная политика... Очередным предателем стал Бернадот, которому я дал все – славу, богатство, возможность стать шведским королем, И вот он, француз и вчерашний якобинец – гонитель королей, сражается вместе с этими королями против Франции!.. Впрочем, вычеркните весь этот жалостливый абзац.
Но Рейнский союз оставался верен. Пока. И прислал мне солдат. Правда, тоже юнцов. И вот с этими жалкими новобранцами я начал кампанию великолепно: разбил русских и пруссаков под командованием Блюхера при Люцене. Напомнил им, что звезда Франции еще не погасла! В воззвании к армии я написал: «Вы показали, на что способны французы. И ваша победа достойна Аустерлица и Фридланда». Эти слова должны были укрепить их дух. Но я знал, что неприятель всего лишь отброшен и отнюдь не разгромлен, как в тех великих битвах. А я теряю драгоценных солдат, которые сейчас так нужны мне! Я уже чувствовал – биться придется против всей Европы. Но я был готов.
Я вновь овладел Дрезденом, и саксонский король вернулся в отвоеванный мною город... Я основательно напугал союзников – они заговорили о перемирии. Но я решил не торопиться. Чтобы заключить нужное мне перемирие, я продолжал наказывать их кровью.
Но мои маршалы.» они стали так робки... Будущее их пугало, и они час от часу становились все печальнее. Они страшились потерять свое... Свое богатство, свою жизнь.. Они забыли, что смерть в бою – великая честь для воина. Впрочем, честь многие из них уже потеряли, ибо теперь они жаждали только одного – жалкого мира любой ценой! Даже мой верный Дюрок с ужасом говорил: «Вот теперь и надо воспользоваться нашими победами и заключить выгодный мир. Но император прежний, он не изменился, он ненасытно ищет боя – там его жизнь Конец будет ужасен». Как выяснилось вскоре, это была опасная фраза. Но и в глазах начальника полиции (который доносил мне об этих разговорах) была все та же мольба: «Заключите мир! Любой ценой!» Никто меня не понимал»