ИЗ ДНЕВНИКА 16 сентября 1791 года
В шесть часов пополудни ко мне явился Моцарт. Он вернулся недавно из Праги, где состоялась премьера его новой оперы. (Нет-нет, это не волшебная опера, которую ему заказал Шиканедер.) Это заказ чешских сословий по случаю коронации нашего императора Леопольда чешским королем. Я слышал, что эта новая опера провалилась в Праге. Императрица назвала ее «немецким свинством». Вот запись нашей беседы.
Я. Рад вас обнять, мой дорогой Моцарт. Вы выглядите усталым.
Он хотел что-то ответить, но сильно закашлялся.
МОЦАРТ. Простите, после возвращения из Праги я все время болею. И принимаю лекарства.
Я. Я так надеялся повидать премьеру волшебной оперы.
МОЦАРТ. Мне пришлось все отложить. В доме совершенно нету денег. А тут Господь послал нам сына. И вдруг счастье: пришел этот заказ из Праги. Господь опять не оставил нас.
Он вновь закашлялся.
МОЦАРТ. Заказ не терпел отлагательств. Я подумал: если вдруг умру – у Констанцы ничего нет! Одни долги. А тут сразу двести дукатов! И я писал оперу в карете, в гостинице... спешил, спешил успеть к торжествам... Всю жизнь, дорогой барон, я спешу... двести дукатов! Но сразу столько расходов! Констанца опять уехала в Баден на воды, а я не могу жить один. И вот теперь я опять спешу... заканчиваю «Волшебную флейту»... так мы пока назвали оперу... может быть, придумаю название получше... Но меня очень беспокоит, барон, совсем иная работа. Мне пришлось ее также отложить из-за пражских торжеств.
Он был бледен – ни кровинки.
МОЦАРТ. Это случилось в июле. Мы готовились ко сну, когда пришел этот человек. Это был худой, очень высокий мужчина... в сером плаще, несмотря на душный вечер. Он принес мне письмо без подписи. В письме было множество лестных слов по моему адресу. В конце было три вопроса: не хочу ли я написать музыку погребальной мессы? За какой срок и за какую цену? Я уже как-то говорил вам: я и сам мечтал потрудиться в церковной музыке. Но это письмо отчего-то меня взволновало. Штанци удивилась моим колебаниям. И я согласился. Но потребовал сто дукатов и не связывать меня сроком. Если быть искренним, я поставил эти условия в надежде, что аноним откажется. Я не могу объяснить, почему этот заказ так меня встревожил. Но вскоре серый господин явился вновь, передал сто дукатов и согласие на все мои условия. С какой-то странной улыбкой он предупредил: не следует трудиться и узнавать имя заказчика, ибо узнать все равно не удастся... Хотя я не был связан никаким сроком, я тотчас начал трудиться. Я работал день и ночь, я отодвинул даже волшебную оперу. И в этот момент последовал заказ из Праги. И я вынужден был оставить Реквием. В Праге я провалился.
Я. Ну что вы, милый Моцарт, просто трудно было слушать серьезную оперу во время таких торжеств.
МОЦАРТ. Нет, нет, я провалился. Это моя первая неудача в Праге. И я не сомневаюсь: это наказание за то, что отодвинул Реквием. Когда мы с Констанцей уезжали в Прагу и уже садились в карету, я увидел руку на ее плече. Это был он!.. Серый незнакомец. Он спросил: «Как дела с Реквиемом?» Я извинился, объяснил обстоятельства. Обещал взяться сразу по возвращении. И вот – опять не удается. Шиканедер требует завершения «Волшебной флейты». Но все равно: он – со мной.
Он был невменяем. Он бормотал: «Я ясно вижу его во снах. Он торопит. Негодует. И знайте, барон: мне все больше кажется, что это не просто Реквием. Это Реквием для меня самого».
Да, впервые я видел его до конца серьезным. Ибо он... он уже был охвачен грядущей смертью. А я... я – ощущением того великого, что он создаст. Создаст – благодаря мне!
Мое разъяснение
Все началось в доме моего давнего знакомца графа фон Вальзег цу Штуппах. Граф – отличный флейтист. Он держит прекрасный оркестр. Но у него слабость: он мечтает прослыть композитором, хотя ленится сочинять. Он предпочитает тайно заказывать музыку хорошим композиторам. Недавно умерла его жена, царство ей небесное. И вот когда я приехал засвидетельствовать соболезнование, граф обмолвился, что желает сочинить Реквием по случаю ее кончины.
Я. Это достойная мысль, граф. Я с нетерпением буду ждать вашего сочинения. В церковной музыке мало кто может с вами соперничать... Ну, разве что... Моцарт.
По его глазам я понял: он внял моему совету. В это время в комнату вошел его служащий, господин Лойтгеб... Я знаю этого господина: это он обычно выполняет подобные деликатные поручения. Он длинный как жердь и худой как смерть. В вечно серой одежде. Я легко представил, что случится, когда он явится к впечатлительнейшему Моцарту и закажет Реквием. Да. Я не ошибся!
ИЗ ДНЕВНИКА 14 октября 1791 года
Я продолжаю пожинать плоды. На днях был на премьере «Волшебной флейты». Зал переполнен. Моцарт ввел в мою ложу Сальери и его любовницу – певицу госпожу Кавальери. Сальери, как всегда, начал рассказывать о своих триумфах. Я давно примирился: жрецы искусства с интересом могут говорить только о себе. В кульминации рассказа, к счастью, погас свет и заиграли увертюру. Опера прошла великолепно. Даже Сальери был растроган и впервые забыл говорить о себе. Когда вошел Моцарт, Сальери его обнял. Привожу их знаменательный разговор:
САЛЬЕРИ. Опера достойна исполняться, дорогой Моцарт, перед величайшим из монархов. Это – «опероне».
(То есть – оперище.)
САЛЬЕРИ. Я обнимаю вас, великолепны вы, великолепны певцы, великолепно все!
(От себя добавлю: в течение действия я все думал – неужели это то, что совсем недавно он играл мне? Вот уж поистине волшебная опера, так в ней все волшебно преобразилось! Вместо оперы-буфф родился этот фантастический слиток возвышенной печали и сверкающего смеха. И какой вкус! Гений – это вкус.)
САЛЬЕРИ. Какая прекрасная идея: одеть пустячную сказку в философские масонские одежды. Масонские символы в опере прекрасны.
Один я знал: не в масонских символах дело. За оперой маячила тень Реквиема. Сладкий привкус смерти. О нет, не масоны! Моя выдумка родила сегодняшнее чудо.
ИЗ ДНЕВНИКА 17 ноября 1791 года
Только что от меня ушла Констанца. Вот запись этой очень важной беседы.
КОНСТАНЦА. Я не знаю, что делать! Я схожу с ума. Уже три недели, как я вернулась из Бадена и нашла его совершенно изменившимся. Он не выходит из дома. И сидит, и сидит над этим проклятым Реквиемом.
(Я не мог сдержать лихорадочных вопросов: «Ну как?! Как?!»)
КОНСТАНЦА Реквием почти закончен, но я принуждена отобрать его у Моцарта.
Наверное, я побледнел.
Я. Вы... сошли с ума?!
Она была удивлена моим волнением.
Потом сказала: «Прочтите это письмо. Я нашла его на столе. Он написал его ди Понте».
Я начал читать... Это – длинное письмо, где были действительно страшные строки:
«Я не могу отогнать от глаз образ неизвестного. Постоянно вижу его перед собой. Он меня умоляет, торопит и с нетерпением требует мою работу. По всему чувствую, что бьет мой час. Я кончил прежде, чем воспользовался моим талантом. Жизнь была так прекрасна, карьера начиналась при таких счастливых предзнаменованиях!.. Я понял, передо мной моя погребальная песнь».