Она буквально ненавидела собственные веснушки! И в жизни не поверила бы, что они не портят ее. Наоборот – подчеркивают удивительную нежность кожи, ее прозрачность и шелковистость.
Поля горестно шмыгнула носом: даже такое красивое платье не сделало ее женственной. Лучше носить джинсы, она в них выглядит более обыденно и привычно.
«Ну и ладно, – Поля раздраженно отвернулась от зеркала. – Ну и обойдусь. Зато… Натка обязательно вырастет настоящей красавицей!»
Сегодня Софья Павловна встретила Полю на веранде. Кто-то вынес туда ее огромное кресло и натянул над ним полосатый тент. Старуха полулежала в тени, рассеянно рассматривая сосновые ветки – единственное дерево, оставленное на «заднем» дворе.
Почему-то она показалась Поле уставшей и невыспавшейся, наверное, из-за мешков под глазами. Девушка машинально отметила: Софья Павловна сегодня сменила привычную одежду на легкий батистовый брючный костюм и сняла драгоценности, оставив на смуглой шее лишь тонкую жемчужную нить.
Вошедшую Полю старуха словно не заметила, и головы к ней не повернула. По-прежнему смотрела на корявые сосновые ветки и выбеленное зноем небо.
Девушка, пользуясь минутами свободы, перегнулась через балюстраду и с любопытством стала изучать задний двор. Здесь, к Полиному удивлению, не оказалось никаких клумб или карликовых деревьев. Все просто и строго: сосна, у самого забора кусты облепихи, уже усыпанные ягодами, и зеленый ухоженный газон.
–Ты веришь в Бога?
Поля вздрогнула, настолько неожиданным и странным показался ей вопрос. Впрочем, Софья Павловна других и не задавала.
–Не знаю, – неуверенно ответила Поля. Подумав, добавила: – Но мне бы хотелось верить. Очень хотелось бы.
–Почему?
Поля послушно села на пуфик, поставленный в ногах старухи. Поймала внимательный взгляд каких-то птичьих черных глаз, злых и пронзительных, и растерянно пробормотала:
–Трудно так сразу объяснить…
–Не прибедняйся, – Софья Павловна язвительно улыбнулась. – Язык у тебя подвешен неплохо, даже слишком неплохо, учитывая твой возраст.
–Это, наверное, потому, что я выросла при библиотеке, – смущенно пояснила Поля. – Школьной. Я… слишком часто там бывала. Уроки делала, читала. Больше читала, если честно.
–Ах да, у тебя же мать учительница!
Поля кивнула, не решаясь сказать, что не в этом причина. Она просто пряталась в библиотеке от пьяного отчима, а вовсе не ждала с уроков маму. И читала порой от страха, чтоб не прислушиваться к скрипам притихшего старого здания, чтоб не думать о доме и о Павке с Наткой. Маму Поля редко жалела, ведь она сама привела в дом этого страшного человека.
Софья Павловна села и, ухватив жесткими пальцами Полин подбородок, развернула ее лицо к себе. Заглянула в упрямые янтарные глаза и с хриплой усмешкой поинтересовалась:
–Небось на классике выросла, вряд ли в вашу дыру – Сосновка, я правильно запомнила? – современную литературу подбрасывали?
–У нас в библиотеке не только классика, – немного обиженно возразила Поля.
–Ну да, еще советская литература, – фыркнула Софья Павловна. – «Как закалялась сталь», например.
–А мне нравится, – с вызовом вскинулась Поля. – Он – настоящий, Павка Корчагин, ему просто не повезло со временем. Или… повезло!
Софья Павловна снова откинулась на спинку кресла и раздраженно буркнула:
–Я не собираюсь обсуждать с тобой советскую литературу, Аполлинария, лучше вернемся к нашим баранам.
Поля растерянно молчала. Она уже забыла, с чего начался разговор.
–Мы говорили о Боге, – напомнила старуха. – При чем тут библиотека?
–Извините, – виновато улыбнулась Поля. – Сейчас.
Она сдвинула брови, прикидывая, как лучше объяснить то, в чем сама не до конца разобралась. Потом медленно сказала:
–Мне никто не рассказывал о Боге. Никогда. Так уж получилось. Папа с мамой выросли при Советской власти, они ничего о нем не знали, ну, почти ничего. И не верили. Не умели. А я… я в младших классах прочитала «Хижину дяди Тома», вы знаете эту книгу?
–Да. Ревела, помнится, когда девчонка там умирала. Ева, кажется.
–Вот!
–Что «вот»?
–Я тоже плакала. Но… я больше ей завидовала, если честно.
–Чего?! – Софья Павловна снова села и велела Поле развернуться лицом к ней, она хотела видеть Полины глаза. – Чему ты завидовала, Аполлинария, объясни. Ты что, тоже хотела умереть?
–Нет, я боялась смерти, как все дети, думаю, – Полины глаза заблестели от подступивших слез. – К тому же у меня умер папа, и я… мне его очень не хватало.
Софья Павловна молчала, лишь дышала хрипло. Поля невольно отметила, как крепко вцепились ее пальцы в подлокотники кресла, аж костяшки побелели.
–Я другому завидовала, Ева… не умирала.
–Как?!
–Ну… она просто уходила, не умею объяснить, сама толком не понимаю. Но у меня именно так отложилось в голове – она не умирала, уходила. Уходила к своему отцу. И… жалела тех, кто оставался. Она… не просто верила, это не так, это было бы слишком неинтересно, да. Она ЗНАЛА, что не умирает. Знала, что этот мир лишь преддверие того, настоящего, большого мира, где ее ждет папа и Бог. Ева ЗНАЛА. И радовалась.
Поля по-детски шмыгнула носом и пожаловалась:
–А я не верю в Бога. Хочу, мечтаю даже – ведь насколько легче станет жить! – и ничего не получается. Мне… голова мешает. Слишком многое… не складывается.
Софья Павловна откинулась на подушки, желчное лицо ее вдруг показалось Поле совершенно несчастным. Больным и… виноватым.
Поля прикрыла глаза, чувствуя себя опустошенной, ей не хотелось больше говорить. Поля вообще не любила этой темы, ощущая себя ущербной, жалкой, нуждающейся в Боге из-за собственной слабости, как в костыле.
А это… неправильно! Поля не могла точно объяснить, но почему-то не сомневалась: если ОН все же есть…
–ОН хотел бы гордиться нами, – прошелестела она, почти не слыша себя. – Ведь не зря же создавал нас, людей, по собственному образу и подобию. – Поля с силой выдохнула: – ОН хотел бы видеть нас сильными, настоящими, может… ОН устал от одиночества? Может, ОН мечтал когда-нибудь, пусть через тысячелетия, увидеть в нас… равных? Или даже… – Поля зажмурилась, смаргивая невольную слезинку и пугаясь крамольности собственных мыслей, выдохнула: – Но ведь хорошие родители счастливы, если дети вырастают лучше, талантливее, честнее, сильнее, правда?
Поля вытерла влажные глаза ладошкой и смущенно улыбнулась: ну и наболтала она глупостей! А все потому, что не могла поверить в того Бога, в которого верили все.
Как в создателя – да, пожалуй. Но не в того, кто все еще следил за людьми, карая или милуя. Иначе бы ОН никак не допустил гнусностей, что творят на Земле, прикрываясь его же именем. Беда в том, что ОН дал нам свободу и теперь не заглядывает в «детскую», просто ждет…