Поля протянула руку, дождь послушно смочил ее. Девушка протерла влажной ладонью пылающее лицо и пошла осматривать дом.
Ей в жизни не было так страшно!
Поля с замирающим сердцем заглянула в следующую комнату и всхлипнула от облегчения: никого. Вот только мамина любимая хрустальная ваза разбита. Переломанные нарциссы валялись на полу в луже среди осколков.
У кухни Поля наступила на что-то липкое и брезгливо поморщилась: испачкала Павкин носок, зря не надела тапочки.
«Варенье, что ли? – раздраженно подумала она. И тут же вспомнила, что варенье закончилось перед Новым годом, они мазали его на хлеб, все равно больше ничего в доме не было. – Что же тогда? Неужели…»
Голова закружилась. Поля отпрянула от страшного пятна, ее затрясло от ужаса. Она заставила себя обойти темную лужицу и зайти в кухню. Никого там не застала и стиснула руки: неосмотренной осталась родительская спальня.
–Все будет хорошо, – прошептала Поля, бездумно обводя взглядом навесные шкафчики. – Все обязательно будет хорошо.
Поля почему-то совсем не удивилась, застав в спальне маму с Павкой. Обессиленно сползла по косяку на пол – живы. Оба. Она и отсюда слышала хриплое, тяжелое мамино дыхание и видела, как бьется на Павкином виске тонюсенькая голубая жилка.
Поля устало рассматривала бледное мамино лицо. У подушки лежало мокрое полотенце, все в розовых замытых пятнах крови. Светлые мамины волосы у виска неаккуратно выстрижены, там бугрилась комками вата. Рядом валялся пустой пузырек из-под перекиси водорода.
Павка сидел прямо на полу, уронив голову на матрас. Тощая мальчишеская рука вяло стекала на пестрый вязаный коврик, он крепко спал.
С ужасом поглядывая на багровые потеки – все постельное белье испачкано – Поля на четвереньках подобралась к брату и шепнула:
–Павк, а, Павк…
Павка вздрогнул и проснулся. Повернул голову к сестре, и Поля зажмурилась от жалости: правый Павкин глаз совершенно заплыл, мочка уха надорвана, дорожка запекшейся крови уходила за ворот футболки.
–Хорошо, что ты убежала, – просипел Павка, силясь улыбнуться разбитым ртом.
Его левый глаз синел пронзительно и строго. Редкие крупные веснушки на бледном лице смотрелись черными кляксами.
–Что случилось, Павк? – убито пробормотала Поля, ее трясло.
–Тихо ты! Пошли отсюда. Пусть мама поспит.
Павка с видимым трудом поднялся и побрел на кухню. Налил стакан воды и жадно выпил. Осторожно замыл над раковиной раненое ухо и зашипел от боли, задев мочку. Криво улыбнулся испуганной сестре и проворчал:
–Кончай трястись. Ничего нового. Просто ЕМУ ваза под руку попалась невовремя. А мама… меня прикрыла.
–Н-но…
–Когда она упала… – Павка полез на табуретку. Нашарил на шкафчике спрятанный мамой пакет и вытащил ломоть черного хлеба. Разломил на две части, большую протянул сестре. – Он сбежал. Струсил, гад, крови очень много было.
Павка впился в свой кусок, у него даже лицо порозовело. Поля судорожно сглотнула: черный хлеб пах так, что голова кружилась. Рот мгновенно наполнился слюной.
–А дальше что? – прошамкала она, принимаясь жевать.
–Ничего, – Павка пожал плечами. – Я маму еле-еле до кровати дотащил. Потом кровь пытался остановить, всю перекись водорода извел, нужно еще купить на всякий случай. Из морозилки снега наскреб, вокруг раны укладывал. Потом кровь в зале вытер. Так, немного. И около мамы сидел, полотенце замывал, таз с водой под кроватью, нужно убрать. Сам не заметил, как заснул.
–А мама…
–Не бойся, она в себя быстро пришла. Только я встать не позволил, знаешь, как этот гад по черепушке ей шарахнул? Я вначале решил – убил. ОН тоже так подумал, вот и смылся.
Поля всхлипнула. Павка хмуро буркнул:
–Чего теперь слезы лить? Все обошлось.
–Ага, обошлось! Ты себя в зеркало видел?
–Баба я, что ли, на себя в зеркало смотреть!
–Ты бы хоть снег к глазу приложил, раз все равно морозильник выскребал, – убито пробормотала Поля.
–Заживет как на собаке, – отмахнулся Павка.
Брат с сестрой устало молчали. Говорить не хотелось, да и о чем? Тысячи раз они уговаривали мать развестись с мужем, и тысячи раз слышали от нее – он ТАК не отпустит, прибьет. И не жену прибьет, это бы ладно, а Павку или Полю, поклялся в этом. Да и Наташке он все-таки родной отец…
Вспомнив про сестру, Поля вздрогнула. Потерла кулаками глаза – они буквально слипались, все-таки почти не спала – и спросила:
–Натка у соседей?
–Наверное, – вяло отозвался Павка. – Не до нее мне было, сама понимаешь.
–Ты когда ее в последний раз видел?
Павка задумался. Поскреб затылок и неуверенно сказал:
–Да как ОН орать начал. Ты платье со стула схватила и в окно утекла, а Натка – под кровать, она ж всегда там прячется.
–А потом?
–Потом забыл о ней. – Павка угрюмо усмехнулся. – ЕГО-то дома нет, так что успокойся.
–Но и Натки нет! Или…
Брат с сестрой встревоженно переглянулись и побежали в детскую. Павка, едва переступив порог, позвал:
–Натка, ты здесь? Вылазь сейчас же, ушел отец-то!
–Нат, пошли, я тебя покормлю, – виновато пообещала Поля.
Павка поймал ее вопросительный взгляд и показал два пальца. Поля перевела дыхание: значит, в пакете осталось два куска, они не все съели.
Молодец Павка, не пожадничал. Он вообще… предусмотрительный. Единственный брат как-никак, взрослым себя чувствует.
–Нат, хлебушка черного дам, вку-усный…
Младшая сестра не отозвалась.
–Наверное, к тете Нюсе сбежала, – освобожденно заметил Павка.
–Босиком? – Поля кивнула на босоножки. – И платье ее я в шкаф убрала, красное.
–Натаха, хватит в прятки играть, – рассердился Павка.
–Папа ушел, не бойся!
Поля упала на колени и заглянула под кровать. Она с трудом рассмотрела забившуюся в самый дальний угол девочку. Подняла голову и сообщила Павке:
–Тут она. Просто слишком напугана.
–Чтоб он провалился, проклятый, – прошипел Павка, по-пластунски скрываясь под кроватью. – Чтоб ему в аду черти отдельную сковородку выделили!
–И масло пусть не жалеют, – пробормотала Поля, принимая у брата младшую сестру.
Посмотрела на бледное замызганное личико, на круглые темно-синие – мамины! – глаза, и снова всхлипнула: страшные глаза у Наташки, совсем не детские, пустые и равнодушные как у древней старухи.
Вот чего молчит, а? Хоть бы расплакалась, все дети плачут, когда их обидят или напугают...