И тут же зло одернул себя — глупости. Не хватало еще поверить во всю эту галиматью!
* * *
Створка окна снова хлопнула, вдоль позвоночника знакомо потянуло морозцем, и Федор Федорович неохотно признал: «Ладно‑ладно, я не бросил бы девчонку в любом случае. Обещал кому, не обещал… не важно. — Федор Федорович вытер носовым платком влажный от выступившей вдруг испарины лоб и с досадой подумал: — Ведь пропадет, дурашка! Она же не от мира сего. Совершенно нелепое существо, одну не оставить при всем желании, а я все‑таки не подонок…»
Федор Федорович настороженно прислушался: вроде бы рама не скрипела. В подъезде вообще стояла полнейшая тишина, почти неестественная в это время.
Только восемь вечера, люди возвращаются с работы, в квартирах должна звучать музыка, бубнить телевизоры, орать младенцы — почему же ТАК тихо? Или у него от глупого полудетского страха уши заложило?
Кстати, когда он вышел из машины, никакого ветра и в помине не было, с чего бы проклятой створке мотаться туда‑сюда…
Мистика!
Федор Федорович раздраженно сдвинул брови: в голову упорно лезла глупейшая мысль, что если бы он не соврал…
Он прекрасно помнил: баба Поля ложь ненавидела.
Любую.
А уж когда врут себе…
И Федор Федорович ожесточенно, всей ладонью, нажал на звонок.
* * *
— Но я, честное слово, никуда не хочу идти. Я устала, у меня книжка новая, я весь день мечтала упасть с ней на диван… — Таисия молола кофе и радовалась шуму, была законная причина помолчать.
— Книжка у нее… — раздраженно проворчал Федор Федорович. — Успеешь еще глаза испортить!
Таисия не ответила. Включила кофеварку и привычно удивилась, что она до сих пор работает, — еще папа ею пользовался. Сейчас такие же паровые кофеварки куда компактнее, Таисия видела в магазинах, а эта — настоящий монстр.
Зато кофеварка помнила времена, когда в доме звучал не только голос Таисии. И вообще она как‑то органично вписывалась в кухню, обставленную — с подачи бабы Поли — старинной тяжеловесной деревянной мебелью. Баба Поля по комиссионкам ее выискивала, а мама с папой не возражали: кухня считалась вотчиной старой няньки, она тут проводила большую часть времени.
Впрочем, Таисии нравилась резная деревянная мебель. И громоздкий буфет, в который свободно вмещалась вся посуда. И круглый стол, большой, удобный. И уютные кресла с гнутыми подлокотниками, в них так здорово сиделось. А на нянюшкином — лежала плоская подушка, когда‑то Таисия лично вышивала для нее наволочку.
Девушка и сейчас любила сидеть в этом кресле. Почему‑то казалось — подушка до сих пор хранила тепло бабы Поли, будто она только встала, вышла куда‑то и вот‑вот вернется.
Таисия выбрала самую красивую чашку — почти прозрачную, в желтую продольную полоску. Наполнила кофе, добавила топленого молока и полюбовалась на свет, как колышется за тонким фарфором темная тяжелая взвесь. Поставила чашку перед гостем и виновато улыбнулась:
— Ты же знаешь, я не люблю ходить по ресторанам.
— Речь всего лишь о кафе.
— И по кафе тоже.
— Глупости, сколько можно сидеть в четырех стенах!
— А я и не сижу, я работаю, ты же знаешь.
— Все работают, — отрезал Федор Федорович. Попробовал кофе и чуть мягче сказал: — И все, кроме тебя, находят время развлечься. Нормальные девчонки на дискотеки бегают, в клубы, в парки, и уж в кафе‑рестораны‑бары обязательно, где еще в наше время можно познакомиться с нормальными мужиками!..
— А Интернет?
— Твои новые дружки по Сети, я смотрю, в подъезде, перед дверью, толпами тусуются…
— Но я вовсе не рвусь знакомиться с парнями!
— И напрасно.
— К чему, у меня есть ты, — неумело польстила Таисия.
— Кончай придуриваться, — неожиданно разозлился Федор Федорович. Одним глотком допил кофе и прорычал: — Ты практически сразу дала понять, что считаешь меня только братом…
— Другом.
— Есть разница?!
— С братом не обязательны хорошие отношения, — виновато пробормотала Таисия. — И потом, ты меня до сих пор дразнишь Мелкой…
— Не дразню.
— Ну… зовешь, называешь, обзываешь — какая разница?
— А ты до сих пор веришь своей драгоценной бабе Поле? — ядовито усмехнулся Федор Федорович. — Ждешь, когда появится прекрасный принц на белом коне, прилюдно падет на колени и, протягивая к тебе влажные ручонки, провоет: «Таисия, свет очей моих»?
— Пусть так, тебе‑то какое дело?!
— И я тут же пересчитаю ему все ребра!
— Что‑о?
— Я за тебя отвечаю, — хмуро отрезал Федор Федорович, — а значит, не позволю связаться с идиотом!
— Считаешь, в меня может влюбиться только идиот?!
— Если назовет тебя Таисией — да!
Нужных слов Таисия подобрать не смогла, как ни старалась.
— Ты в зеркало на себя давно смотрела? Таисия, блин… И рот закрой, что ты, как рыба, губами шлепаешь?!
— Ты… ты…
— Ну я, и что?
Федор Федорович с усмешкой рассматривал покрасневшую от негодования Мелкую: ишь, даже кулачонки сжала! В глазах огонь, нижняя губа закушена, скулы пылают, тонко вырезанные ноздри раздуваются…
Увеличь ее раза в три, так, пожалуй, испугаешься!
Федор Федорович вылез из‑за стола. Бесцеремонно развернул Таисию лицом к ее комнате и, подтолкнув в спину, уже добродушно хохотнул:
— Чтобы познакомиться даже с таким кретином, нужно изредка выбираться в люди. Так что иди, душа моя, собирайся, через десять минут выходим. — Сделал паузу и ехидно пропел: — Давай‑давай, перебирай ножками… Мелкая!
— А ты… ты… — Таисия в бешенстве пнула некстати подвернувшееся кресло. Охнула от боли и запрыгала на одной ноге. Помассировала ноющую ступню и возмущенно резюмировала: — Ты специально этот цирк устроил! Ты всегда… ты все время… я не Мелкая!!!
Таисия с трудом заставила себя сползти с постели. Обычно после звонка будильника она дремала еще минут десять — пятнадцать, но сегодня понимала: не встанет сразу — заснет тут же.
Со старушечьим кряхтеньем она побрела в ванную. Глаза слипались, хотелось упасть на ходу. Если честно, Таисия обошлась бы и без подушки, лишь бы прихватить часок‑другой, пусть и на полу — ох, как спать хочется…
А все Федор Федорович!
До девяти вечера измывался над ней, заставляя без конца переодеваться, пока не плюнул от злости и не заявил, что горбатого могила исправит. И что не видать ей обещанного бабой Полей сумасшедшего принца как своих ушей. И что придется ему, несчастному, принести в жертву себя и на ней жениться. Просто чтобы не мучиться в дальнейшем, пытаясь устроить ее судьбу, это дело безнадежное, он как раз сейчас это понял…