Зато потом со мной вновь приключились довольно-таки глупые события – именно в то самое время, когда Ниночка и ее Келла должны были посетить навязчивую старушку Эльзу. Келла чувствовал себя вроде бы хорошо, говоря, что это пустяк, но повязку с его головы никто снимать не собирался, даже он сам. Поэтому подружка очень переживала по поводу того, как в таком виде парень предстанет перед тетушкой и как она отреагирует на синеволосого. Понравится ли ей новая его прическа? Или пожилая женщина разочаруется в нем?
А еще ударник нервировал подругу тем, что постоянно выспрашивал ее о местоположении временно затихшего Бабы Яги, потому как очень уж хотел поговорить с Валерием на пару крайне интересных тем.
– Сходи со мной в гости, хоть заговорись с ним тогда, – отвечала ему по телефону Нинка, постоянно забывая прибавлять слова «милый» или «дорогой». Келла же, напротив, не забывал все время называть девушку Королевой. Сначала Нинке это нравилось, да потом стало надоедать, а в последние два дня вообще выбешивало.
– Какая я ему королева, дрозду поганому? – трындела она мне под ухо все три пары в пятницу – этот день был относительно легким, так как не было семинаров. – Я что, старая такая? Почему не принцесса-то?
– Успокойся, Нин, – неизменно говорила я ей.
– Ага, успокойся! С ними, мужиками, успокоишься!
Ее тихий возглас достиг чутких ушей преподавательницы английского языка, которая крайне ревностно относилась к своим занятиям.
– Журавль, не могли бы вы вести себя тише. Я, как-никак, объясняю новую тему. Я понимаю, что вы умная и все знаете, но все же ведите тише, иначе я попрошу вас покинуть аудиторию.
– Да-да, извините, – тут же добреньким голоском прощебетала подруга, а как только препод отвернулась, прошипела: – Я-то умная, а ты – дура тупая. Объясняет как попало, еще и выпендривается. Языка не знает, но лезет.
После пары утомительного иностранного должна была состояться последняя лекция, посвященная истории изобразительных искусств, о которых я и так ежедневно слышала дома от Томаса, а также от его многочисленных творческих друзей, каждый из которых мнил себя знатоком всего, что можно было. Краб, например, решивший остаться у нас погостить (в отместку, видимо, из-за того, что родственники потревожили его дачный покой), рассказывал все, чтобы было связано с литературой. Он каждое утро и вечер такие монологи устраивал, что волей-неволей приходилось их слушать и даже головой кивать изредка. Потому что если этот горе-писатель видел, что его никто не слушает («нет обратной отдачи»), то начинал еще более нудным тоном рассказывать все заново.
Сейчас слушать об истории искусств эпохи Возрождения мне совершенно не улыбалось, поэтому я предложила Нинке сбежать с пары, на что она, крайне раздраженная из-за Келлы, ответила из вредности:
– Прогул? Нет уж, Катенька, никаких прогулов. Мне, например, интересно послушать про Микеланджело, Боттичелли и Леонардо да Винчи.
Пришлось нам еще полтора часа сидеть в университете, хорошо еще, что преподавательница не только рассказывала, но и показывала нам слайды и фильмы об искусстве той далекой эпохи. Зато, когда мы вышли из аудитории, ослепленные ярким светом после просмотра кино в полной темноте, подруга тут же заспешила к Эльзе и унеслась, оставив меня одну.
Надеюсь, с Эльзой Нинке повезет, иначе она будет обвинять в неудаче весь мир, а слушать все ее злобные претензии буду я одна.
Я поболтала с одногруппницами и сходила с ними ради разнообразия в столовую, где они принялись выспрашивать у меня подробности расставания Ниночки и Сеточкина, узнавать про мою личную жизнь, рассказывать о своей, а также весело сплетничать и обсуждать последние новости. И только после этого я направилась на остановку. К моему облегчению, студентов на ней было не слишком много, так как было довольно поздно, и основная их масса уже уехала.
Нога продолжала слегка болеть, а повязка мешала нормально разгибать колено. Зато настроение у меня было мирное.
Автобус подошел достаточно скоро, к тому же он был полупустым, и я сразу же нашла себе удобное одиночное местечко в самом его конце. Хотела под шум мотора и виды города в наступающих сумерках обдумать то, что произошло со мной в самом недавнем прошлом: о том, от чего я убегала в последнее время и о своих чувствах к Антону и его братику. Что-то в происходящем было не так, и, скорее всего, это «не так» было именно со мной. Но моим думам помешал настойчивый писк телефона, подаренного мне Кеем – я так и не нашла в себе силы избавиться от милого кнопочного телефончика. То пользовалась им, то не пользовалась.
– Алло, – устало произнесла я. Вновь незнакомый номер. Интересно, кто это опять? Может быть, Его Высочество? Его-то я давненько не видела, Кирилл не подавал никаких признаков жизни. Нинка упоминала, что, по словам Келлы, Кей и Филипп уехали по своим музыкальным делам в Питер.
А может быть, это Антон? С ним я переписывалась и даже разговаривала по телефону, но пока в университет он не приходил, ссылаясь на работу.
– Добрый вечер, Кэт, – услышала я, к своему удивлению, негромкий и знакомый голос, мягкий, чуть вкрадчивый и совершенно спокойный.
– Арин? – произнесла я удивленно. – Это ты?
– Я. Ты свободна? Можешь говорить?
– Да, а что? Что-то случилось? Откуда у тебя мой номер, ведь…
– Это неважно. У меня немного времени, извини, что перебиваю, – несколько извиняющимся тоном произнес музыкант и, чуть подумав, задал странный вопрос: – Ты сейчас одна?
– Одна. Точнее, в автобусе, и тут есть люди, естественно, – не понимая, что ему понадобилось, произнесла я.
– Я имел в виду не то. С тобой рядом нет твоих знакомых? – уточнил Арин. – Например, подруги. Или того парня, с которым я видел тебя в торговом центре?
– Нет, – сухо отвечала я, – мы пару дней назад расстались и больше не виделись.
– Расстались? Вы, – удивленно спросил он, – все-таки встречались?
Я слегка смутилась – хотела бы я этого, но можно ли считать пару встреч за то, что мы являемся парой?
– Нет, я имела в виду то, что мы распрощались и разошлись по домам.
– Хорошо, понятно. Кэт, я хотел тебе кое-что сказать. Понимаешь… м-м-м…
Что? Признаться в любви? Ну, что ты замолчал? Не томи меня, мне и так не слишком хорошо – проклятый осадок до сих пор терзает душу.
– Что, Арин? – со вздохом переспросила я. Нет, точно знаю, что не услышу таких слов от этого парня. Кажется, в его сердце надолго и очень прочно вселилась Алина. Да и не нужно мне такое признание, что я буду с ним делать?
– Кэт. В тот раз я сказал тебе неправду, – услышала я его ответ.
– В смысле? – не поняла я, чувствуя какой-то подвох.
– В прямом. Я был зол на Кея, поэтому намеренно очернил его в твоих глазах. – Однако в голосе парня не было ни тени раскаяния, а может быть, я не улавливала этого – так хорошо он прятал эмоции.