– Волшебным, – хмыкнул грешник. – Тем, которое каждый хочет услышать.
Человек и кукла стояли, обнявшись, готовые принять судьбу, от которой уже некуда было скрыться. Казалось, они никого не видели вокруг.
– Любовь… – пробормотал Гром. – Надо же…
– А я, признаться, не вижу в этом ничего удивительного, – сказал Арно. – Он думал, что умрет, и потому вложил в свое последнее творение все силы, весь талант… и любовь, конечно же! Но я рискну предположить, что с тех самых пор он ничего больше не создал. Так, Марк?
Юноша не успел ответить.
– Хватит, мне это надоело! – рявкнул Симон и взмахнул рукой. Беллу отшвырнуло в сторону и прижало к стене с такой силой, что она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. На кукольном лице отразилась ярость, с губ сорвалось почти змеиное шипение. – Видит Небо, я хотел все сделать тихо, по-хорошему – связать тебя печатями и отвезти к Аладоре, но ты сама напросилась. Достопочтенный перебьется без новой игрушки, а лозу я тебе не прощу! Пожалеешь еще, что она не добралась до тебя раньше… Ни с места!
Парцелл, к которому относились эти слова, замер.
– Ни с места! – повторил Охотник. – Я слабее тебя, бродяга, но ты кое о чем позабыл – о печатях, связывающих тебя и твоего дьюса. Любую из них можно снять, уж на это моих сил вполне хватит… Что тогда с тобой будет? Такой сильный дьюс, избавившись от оков, вполне может свести хозяина с ума или даже разорвать его изнутри!
– Я могу сделать с тобой то же самое, – сказал Парцелл. – Не веришь?
– Кто быстрее? – язвительно поинтересовался Охотник, подымая руку, и в этот миг мэтр Арно очень спокойно произнес:
– Быстрее всех буду я.
Две тонкие полоски бумаги, зажатые в пальцах старого печатника, трепетали, будто крылья мотылька, – они были готовы вырваться и полететь туда, куда прикажет хозяин. Оба грешника застыли на месте, ошеломленные столь неожиданным поворотом событий, а мэтр Арно сказал:
– Как логично и справедливо в этом мире все устроено, не так ли? Не стоило вам забывать, друзья мои, что на каждую силу найдется еще б́ольшая сила. Уж если вам двоим и впрямь охота подраться – прошу во двор, там как раз собрались благодарные зрители. В противном случае я без промедления лишу дьюсов вас обоих. Хотите рискнуть?
– Мэтр, я бы не советовал… – начал Парцелл, но печатник не дал ему договорить.
– Не надо лишних слов, юноша, вы оба и так мне порядком надоели. Ну-ка, повернитесь друг к другу спиной! Вот так, превосходно. Да, я знаю – это небольшая помеха, но так у меня будут несколько секунд форы… в крайнем случае, конечно же.
Парцелл выглядел спокойным – или, быть может, его глаза придавали лицу совсем не то выражение, которое могло бы на нем быть на самом деле, – а вот Симон от ярости готов был лопнуть, но состязаться с печатником в быстроте не решался. Охотники, почти бессмертные и бесстрашные, все-таки не были неуязвимы, и в каком-то смысле Симон был сам виноват: ведь именно он напомнил Арно о том, что своей невероятной силой грешник обязан дьюсу. А если есть печать, то ее можно снять…
– Дженна, милочка! – попросил Арно. – Проверьте, как там наш торговец?
Девушка послушно направилась к импровизированной постели, на которую уложили Рыжего. Карел, сидевший рядом с больным, отпрянул: он как будто и не заметил, что минуту назад вокруг происходило что-то странное, и теперь выглядел испуганным и смущенным.
– Ох, мэтр! – воскликнула Дженна. – Он спит! Просто спит, а не впал в забытье!
– Невозможно, – презрительно фыркнул Симон. – Он не жилец, к утру лихорадка убьет его. Я ведь лекарь, не забывайте!
Девушка растерянно пожала плечами:
– Подойдите и посмотрите сами…
Позабыв обо всем, они ринулись к торговцу, чтобы убедиться в правоте Дженны: «больной» спал сном праведника и даже негромко храпел. Его лицо чуть порозовело, но это был не горячечный румянец, а цвет, свидетельствующий лишь об одном – Рыжий был совершенно здоров.
– Чудеса! – воскликнул Гром и боязливо отодвинулся от спящего. – Так он, быть может, тоже этот… ну-у… грешник?
– Нет! – разом ответили Симон и Парцелл, не глядя друг на друга. Арно наклонился, словно желая рассмотреть Рыжего поближе, и тут торговец проснулся.
– Создатель! – заорал он, вскакивая и озираясь по сторонам. – Где я?!
– В безопасности! – тотчас же заверил его печатник, но Рыжий был столь испуган, что едва ли понимал обращенные к нему слова. – Тебе ничего не угрожает, ты жив-здоров и таковым останешься… вероятно. Сядь!
Но это не помогло. Хоть нанесенные холодом раны и исчезли бесследно – в этом явно не было заслуги Симона, – остались другие увечья, не менее серьезные. Взгляд у торговца сделался пустой, стеклянный – даже в искусственных глазах Парцелла было больше жизни, – а еще он внезапно начал дрожать так сильно, что в наступившей тишине все отчетливо услышали, как стучат его зубы.
– Я ее в-видел… – отрешенно проговорил он, ни к кому не обращаясь. – Она б-была к-красивая… бледная… глаза, как звезды! И п-просила вернуть… что-то. Мы говорили – не знаем! У нас ничего нет! А она не п-поверила… Томас!..
Он упал на колени и зарыдал, раскачиваясь из стороны в сторону. Рыдания становились все громче – казалось, несчастный вот-вот задохнется от беззвучного крика, – но тут Парцелл вновь начертил в воздухе невидимый знак и как будто подтолкнул его в сторону торговца. Спустя всего лишь пять секунд Рыжий судорожно вздохнул и затих.
– Ох, спасибо! – благодарно воскликнула Дженна. – Но как ты это сделал?
– Я говорил уже, что душа человека похожа на фаэ, – ответил грешник, поворачивая бледное лицо к девушке. – С духами природы намного сложнее договориться, чем с дьюсами, но все-таки это возможно. Хм. Дженна, а ты ничего не хочешь нам рассказать?
– Я?! – Дженна взглянула на Парцелла с тревогой и удивлением. – О ч-чем я могу рассказать? Нет, это…
Сильный удар в дверь прервал ее, и следом за ним раздался еще один. Стены «Горицвета» затрещали, как будто гостиница была орехом, который кто-то пытался раздавить, а потом сквозь щели в досках начали пробиваться побеги ледяного плюща – сначала робкие и несмелые, они быстро набирали силу и расползались во все стороны, на глазах захватывая все новые пространства. От нового мощного удара дверь слетела с петель; в дом ворвалась метель, а на пороге встал белоснежный зверь – такой огромный, что его уши почти касались потолка. Тот, что некоторое время назад напал на Грома, против него казался щенком. Глаза у хищника зло блестели, с оскаленных зубов капала на пол слюна, а по острым шипам его ошейника бежали синеватые искры.
Ключ-кольцо на пальце Дженны вспыхнуло, и в ответ на это над камином, куда еще не дополз плющ, загорелась алым печать – цветок с пятью лепестками. Под полом что-то дрогнуло, заворочалось; от каждой вещи в комнате отделилась огненная тень и потянулась к цветку, который становился все ярче – вскоре на него уже невозможно было смотреть. Снежный волк оглушительно завыл, и повеяло лютым холодом, но в тот же миг полыхнул горицвет. От прокатившейся по залу волны тепла ледяной плющ мгновенно растаял и даже грозный фаэ отступил… но всего лишь на полшага. Почти сразу он сердито заворчал, лязгнул зубами, и Дженна вновь подняла руку с ключ-кольцом – прикусив губу от боли, потому что кольцо сильно нагрелось и жгло ее палец.