— А что он может?
— Ну, например, может так разумно и толково составить для кого-нибудь завещание, что комар носу не подточит.
— Поду-умаешь…
— Ну, хорошо, а известно тебе, что он лучший игрок в шашки во всём нашем городе? Ого, на «Пристани», когда мы были ещё совсем детьми, он мог обыграть кого угодно и на том берегу и на этом.
— Да что вы, мисс Моди, мы с Джимом всегда его обыгрываем!
— Потому что он вам поддаётся, пора бы понимать. А известно тебе, что он умеет играть на окарине?
Есть чем хвастать! Мне стало только ещё больше стыдно за Аттикуса.
— Ладно же…
— Что ладно, мисс Моди?
— Ничего. Ты, видно, не умеешь гордиться отцом. Не всякий может играть на окарине. А теперь не вертись-ка у плотников под ногами. Беги домой, я сейчас займусь азалиями, и мне некогда будет за тобой смотреть. Ещё доской зашибёт.
Я пошла к нам на задворки, там Джим палил в консервную банку — самое глупое занятие, когда кругом полно соек. Я вернулась в сад и два часа сооружала крепость — на строительство пошла автопокрышка, ящик из-под апельсинов, бельевая корзина, стулья с веранды и маленький национальный флаг с коробки от жареной кукурузы, мне его дал Джим.
Когда Аттикус пришёл обедать, я сидела в крепости и целилась.
— Ты куда метишь?
— В попку мисс Моди.
Аттикус обернулся и увидел мою обширную мишень — мисс Моди склонилась над кустами у себя в саду. Аттикус сдвинул шляпу на затылок и зашагал через улицу.
— Моди, — окликнул он, — хочу тебя предупредить. Тебе грозит серьёзная опасность.
Мисс Моди выпрямилась и поглядела на меня. И сказала:
— Аттикус, ты просто дьявол.
Потом Аттикус вернулся и велел мне переменить позиции.
— И чтоб я больше не видел, что ты в кого бы то ни было целишься из этого оружия, — сказал он.
А хорошо, если б мой отец был просто дьявол! Я стала расспрашивать Кэлпурнию.
— Мистер Финч? Да он всё на свете умеет.
— Ну что, что?
Кэлпурния почесала в затылке.
— Не знаю я толком, — сказала она.
А тут ещё Джим спросил Аттикуса, будет ли он играть за методистов, и Аттикус ответил: нет, он для этого слишком стар и может сломать себе шею. Методисты хотели выкупить заложенный участок при своей церкви и вызвали баптистов сразиться в футбол. В матче должны были участвовать отцы всех мейкомбских ребят, кроме, кажется, одного Аттикуса. Джим сказал — он и смотреть-то не хочет, но где ему было утерпеть, раз играют в футбол, хотя бы и любители! Конечно, он пошёл, и стоял рядом со мной и Аттикусом, и мрачно смотрел, как отец Сесила Джейкобса забивает голы методистам.
Один раз в субботу мы с Джимом захватили свои ружья и пошли на разведку — может, подкараулим белку или кролика. Миновали дом Рэдли, отошли ещё ярдов на пятьсот, и вдруг я вижу, Джим украдкой поглядывает куда-то в сторону. Повернул голову вбок и скосил глаза.
— Ты что там увидал?
— А вон пёс бежит.
— Это Тим Джонсон, да?
— Угу.
Хозяин Тима, мистер Гарри Джонсон, шофёр мобилского автобуса, жил на южной окраине города. Тим, пойнтер с рыжими подпалинами, был любимцем всего Мейкомба.
— Что это он?
— Не знаю, Глазастик. Давай вернёмся.
— Ну-у, Джим, сейчас февраль.
— Всё равно, надо сказать Кэлпурнии.
Мы побежали домой и ворвались в кухню.
— Кэл, — сказал Джим, — выйди на минутку на улицу, пожалуйста.
— А зачем? Некогда мне каждый раз выходить.
— Там собака, и с ней что-то неладно.
Кэлпурния вздохнула.
— Некогда мне сейчас собачьи лапы перевязывать. В ванной есть марля, возьми сам и перевяжи.
Джим покачал головой.
— Этот пёс болен, Кэл. Что-то с ним неладно.
— А что, он ловит себя за хвост?
— Нет, он делает вот так. — Джим весь сгорбился, изогнулся и стал разевать рот, как золотая рыбка. — Он вот так и идёт, Кэл, и, по-моему, ему это совсем не нравится.
— Ты меня не разыгрываешь, Джим Финч? — Голос у Кэлпурнии стал сердитый.
— Нет, Кэл, честное слово!
— Этот пёс бежит бегом?
— Нет, он как-то трусит рысцой, только очень медленно. Он идёт сюда.
Кэлпурния сполоснула руки и вышла за Джимом во двор.
— Никакого пса не видать, — сказала она.
Мы повели её мимо дома Рэдли, и она поглядела в ту сторону, куда показал Джим. Тим Джонсон был ещё очень далеко, но он шёл к нам. Он двигался как-то вкривь, будто правые лапы у него короче левых. Я подумала: он как автомобиль, который забуксовал на песке.
— Он стал какой-то кривобокий, — сказал Джим.
Кэлпурния вытаращила глава, потом сгребла нас за плечи и скорей потащила домой. Захлопнула дверь, бросилась к телефону и закричала:
— Дайте контору мистера Финча! Мистер Финч, это Кэл! Как перед богом, на нашей улице бешеная собака… Да, сэр, к нам бежит… Да… Мистер Финч, вот вам моё честное слово… Тим Джонсон… Да, сэр… Хорошо, сэр… хорошо…
Она повесила трубку, мы стали спрашивать, что говорит Аттикус, а она только головой мотнула. Постучала по рычагу и сказала в трубку:
— Мисс Юла Мэй… нет, мэм, с мистером Финчем я уже поговорила, пожалуйста, больше не соединяйте… Послушайте, мисс Юла Мэй, может, вы позвоните мисс Рейчел, и мисс Стивени Кроуфорд, и у кого там ещё есть телефоны на нашей улице? Скажите им: идёт бешеная собака! Пожалуйста, мэм!
Она послушала немного.
— Знаю, что февраль, мисс Юла Мэй, только я уж знаю, который пёс здоровый, а который бешеный, не ошибусь. Пожалуйста, мэм, поторопитесь!
Потом Кэлпурния спросила Джима:
— А у Рэдли телефон есть?
Джим посмотрел в телефонной книге и сказал — нету.
— Да ведь они из дому не выходят, Кэл.
— Всё равно, надо им сказать.
Она выбежала на веранду, мы с Джимом кинулись было за ней.
— Сидите дома! — прикрикнула она.
Мисс Юла уже передала предупреждение Кэлпурнии всем нашим соседям. Сколько хватал глаз, по всей улице двери были закрыты наглухо. Тима Джонсона нигде не было видно. Кэлпурния подобрала юбки и фартук и бегом кинулась к дому Рэдли. Взбежала на веранду и забарабанила в дверь. Никто не выглянул, и она закричала:
— Мистер Натан! Мистер Артур! Берегитесь, бешеный пёс! Бешеный пёс!
— Ей полагается стучать с заднего крыльца, — сказала я.