Первое время, конечно, все равно было сложно. Да и кто бы на моем месте не растерялся, оказавшись в чужом городе, без единого знакомого человека поблизости! Однако постепенно все наладилось, люди вокруг были доброжелательными, и вскоре я даже кое с кем познакомилась. Это были мои соседки по пансиону, француженки Мирей и Софи. Они оказались очень неплохими магами-иллюзионистами, и, будучи близняшками, работали в паре. Получалось очень эффектно, на одном из семинаров они демонстрировали свое мастерство, и не одна я была в восторге, ручаюсь. Я, понятное дело, по-французски знала три с половиной слова, Мирей и Софи по-русски не говорили вообще, поэтому общались мы на английском, одинаково корявом у всех троих. Главное, мы друг друга понимали, а заботиться о красоте и правильности грамматических конструкций нам было как-то не с руки.
Мирей и Софи, хоть и были коренными парижанками, все равно предпочитали жить в пансионе, чтобы не мотаться каждый день в пригород. К тому же, обе любили разнообразие, легко сходились с людьми, а потому на конференцию приехали не столько с целью научиться чему-то новому, сколько ради того, чтобы набраться свежих впечатлений. Меня они сразу принялись опекать, что было как нельзя кстати. Я, может, не говорила, но в незнакомых местах я всегда немного теряюсь, поэтому наличие рядом тех, кто мог подсказать, куда идти и что делать, было очень мне на руку.
Сама конференция проходила интересно, хотя, не отрицаю, сперва было сложно. Я хорошо понимаю английский, а вот говорю, за недостаточностью практики, плоховато, при необходимости общаться с кем-то у меня из головы моментально вылетают даже самые элементарные слова и конструкции.
Я передать не могу, что со мной было, когда оказалось, организаторы конференции из самых лучших побуждений внесли в повестку дня такой момент: каждый из участников должен был сделать доклад о собственных достижениях. Не экспромтом, конечно, но тем не менее… Год назад, наверно, я и вовсе впала бы в прострацию и отказалась участвовать в этом мероприятии, да и сейчас мне больше всего хотелось кинуться к кому-нибудь за помощью. Ну а к кому, спрашивается? Конечно, к Давлетьярову, как всегда. На мою беду, он находился за несколько сотен километров от меня. Конечно, имелся телефон, имелась электронная почта, но мы заранее договаривались, что звонить и писать я не буду. Не было никакого сомнения в том, что звонки отслеживаются, а почта тщательно проверяется. На момент моего отъезда эти конспиративные меры показались мне правильными и разумными, но сейчас я была готова усомниться в принятом решении. С другой стороны, ну что ценного можно сказать по телефону? К тому же я достаточно хорошо изучила Давлетьярова, чтобы примерно представлять, какие именно советы он может мне дать. Так может, не все так страшно, и я как-нибудь справлюсь своими силами?
Решив так, я за пару вечеров набросала план выступления, осталась им вполне довольна, а потом даже попробовала взглянуть на него со стороны. Не сомневаюсь, Давлетьяров нашел бы, к чему придраться, но мне нравилось и так. Не факт, что понравится слушателям, но… В конце концов, сколько я могу прятаться за чужую спину?
Эта мысль была настолько неожиданной, что мне пришлось сесть и как следует поразмыслить на этот счет. Выводы получились малоутешительными. Выходило, что я в последнее время стала как-то уж слишком зависеть от чужого мнения, и это мне совсем не понравилось. Раньше я никогда не боялась принимать решения самостоятельно, я как-то говорила, что, поставив себе цель, я непременно ее достигну, даже если это не принесет мне ничего, кроме разочарования. И на окружающих я не очень-то оглядывалась. То есть, конечно, я старалась по мере сил не испортить свою репутацию в чужих глазах, и это мне обычно удавалось, во всяком случае, большинство до сих пор уверено, что я скромная, тихая и послушная девушка, а если мне случается иногда взбрыкнуть… ну так с кем не бывает! Что любопытно, этому заблуждению подвержены даже мои родители, которые уверены, что знают меня, как облупленную.
Но если поразмыслить, есть ли мне особенное дело до так называемого общественного мнения? Тем более до мнения этих вот людей, с которыми я познакомилась только что, и которых после окончания конференции, скорее всего, больше никогда не увижу? Ну, покажусь я им не слишком уверенной в себе, и что? Катастрофа всемирного масштаба, что ли?
А ведь наплевательское отношение к общественному мнению — это тоже от Давлетьярова, поняла вдруг я. "Что-то ты совсем запуталась, Чернова, — признала я, разглядывая идиллический пейзаж за окном. — Давай-ка выпутываться, пока не стало хуже, подруга…"
Чего я всегда хотела? Я хотела сама решать, как мне жить и что делать, и, в целом, у меня это получалось, упрямства мне не занимать. Правда, я не всегда в состоянии адекватно оценить последствия своих поступков, но это уже другой вопрос. А потом… а потом вдруг оказалось, что это очень удобно — спихнуть принятие решение на кого-то другого, старше, умнее и опытнее, на того, кто растолкует тебе, почему так поступать нельзя, а вот так, наоборот, можно и даже нужно, и в красках опишет тебе все возможные варианты развития событий. И полагаться на то, что кто-то вовремя укажет тебе на твои ошибки и объяснит, в чем ты не права, тоже очень удобно. Только где же здесь та самостоятельность, к которой я всегда стремилась? Или я к ней вовсе не стремилась, а просто обманывала себя? Задачка…
Нет, решила я, в конце концов, позанимавшись самокопанием с полчасика, в отношении стремления к самостоятельности я себя не обманывала. Обманывать себя я научилась позже, и делала это так успешно, что, сама того не заметив, едва не растеряла то, чего успела добиться сама. Этот вывод мне очень не понравился, но закрывать глаза очевидное было глупо.
"Ты, Чернова, — сказала я себе, — как была дурой, так ей и осталась. Могла бы сообразить, чем все это кончится, так нет же, тебе успех глаза застит. А ты подумай, подруга, сама-то ты, в отрыве, так сказать, чего стоишь? И стоишь ли вообще?"
Вопрос, конечно, интересный… "Вот и выясни заодно, — сказала я себе. — Поставь эксперимент."
Эксперимент я поставила, и не могу сказать, чтобы неудачный. Сказать, что я трусила выступать перед полной аудиторией малознакомых людей — значит ничего не сказать. В конце концов, Мирей, заметив мою трясучку, спросила недоуменно:
— Что с тобой?
Пришлось объяснить, что я не люблю выступать на публике, а от этого нервничаю. Я, правда, сомневалась, что иллюзионистки, которые только тем и занимаются, что выступают, смогут меня понять. Так и вышло.
— А чего бояться? — недоуменно спросила Мирей и переглянулась с Софи. — Тебя никто не съест. А если что-то пойдет не так, как ты хотела, просто сделай вид, что так и было задумано.
— О да, это наш излюбленный прием, — поддержала Софи сестру, и мне неожиданно стало смешно. В самом деле, не съедят же меня и не выгонят с позором…
В результате выступление мое прошло если не как по маслу, то вполне пристойно, подготовилась я, в конце концов, достаточно неплохо. Поначалу я немного запиналась, но потом дело пошло на лад, и не последнюю роль тут сыграл дружелюбный настрой аудитории. В конце концов, люди здесь собрались не для того, чтобы поймать меня на каких-то ошибках и опозорить, а чтобы узнать нечто новое и интересное. По-моему, никому не было дела до моего, прямо скажем, не блистательного английского. (Да и, в конце концов, в группе было трое китайцев, говоривших с таким ужасным акцентом, что их вообще мало кто понимал, — на их фоне мой английский казался просто образцовым.) Если кто-то чего-то не понимал, то переспрашивал, в результате доклад мой слегка затянулся. После того, как я закончила, началось бурное всеобщее обсуждение, и это оказалось неожиданно интересно.