Райли успела обрести второе дыхание и снова присоединилась к танцующим. Дин стоял вне круга света. Отдельно от них. Именно там, где хотел быть.
Джек шагнул к Райли, и она принялась всячески выделываться перед ним, демонстрируя весь репертуар неуклюжих, но энергичных движений. Эйприл улыбнулась и упорхнула в вихре тонкого шелка. Склонила голову. Покружилась.
И неожиданно заметила Дина.
Не сбившись с ритма, мать протянула ему руку.
Дин стоял неподвижно. Она подлетела ближе и махнула рукой, маня его в их круг.
Но он стоял как вкопанный, побежденный дурнотой, пленник собственной ДНК. Музыка и танцы затягивали его туда, где ему не хотелось оказаться. Эти двойные спирали генетического вещества, внедренные в кровь, были наследием, которое он вложил в спорт. Но теперь эти ступенчатые структуры пытались вернуть его обратно. К источнику. К танцу.
Его отец перешел на джайв.
Мать продолжала манить сына.
Он отвернулся от обоих и направился к дому.
Увидев, что Эйприл внезапно остановилась, Джек рассмеялся.
– Смотри, Райли, ей до нас далеко.
Джек не заметил Дина. Эйприл заставила себя улыбнуться. Джек и Райли постепенно привыкали друг к другу, и она не испортит их веселья своими неприятностями.
– Просто пить захотела, – задорно откликнулась она. – Сейчас принесу что-нибудь похолоднее.
Войдя на кухню, она закрыла глаза и прислонилась к стене. Сегодня она увидела на лице Дина не пренебрежение, а боль. Он хотел присоединиться к ним – она это чувствовала, – но так и не смог сделать первый шаг.
Эйприл стала наливать апельсиновый сок себе и Райли. Она не может управлять чувствами Дина. Только своими собственными.
«Дай себе волю и положись на Бога».
Она вынула из холодильника чай для Джека. Он, конечно, потребует пива. Но сегодня ему не повезло.
Она не ожидала, что сегодня он покажется в коттедже. Они с Райли сидели на заднем дворе, сплетничали о мальчиках и слушали старый альбом Принса, но тут появился Джек, и не успела она оглянуться, как все трое кружились в танце.
О, в этом но крайней мере они и Джек были идеальной парой: одинаковый стиль. Неистощимая энергия. Отдавшись чарам музыки, она могла не думать о собственной глупости, глупости пятидесятидвухлетней женщины, до сих пор вздыхающей по Джеку Пэтриоту.
Быстрая мелодия сменилась балладой.
Она вынесла стаканы во двор и остановилась на ступеньках, наблюдая, как Джек пытается увлечь Райли в медленном танце.
– Но я так не умею, – протестовала она.
– Становись мне на ноги.
– Не могу. Я слишком толста. Отдавлю тебе пальцы.
– Тощий цыпленок вроде тебя? Ничего с моими пальцами не сделается. Давай прыгай!
Он привлек ее к себе, и она осторожно ступила босыми ногами на его кроссовки. Сейчас девочка казалась такой маленькой... и такой милой, с ее курчавыми волосами, блестящими глазами и золотистой кожей. Эйприл просто в нее влюбилась!
Она уселась на ступеньки и задумалась. Как-то в детстве она видела свою ровесницу, тоже танцующую вот так с отцом. Отец же Эйприл обращался с дочерью, как с ненужной помехой, и она еще помнила, как часто запиралась в ванной, чтобы никто не видел, как она плачет. Именно поэтому она и требовала от бесчисленных парней той любви, которую отец не желал ей дать. Одним из них был Джек Пэтриот.
У Райли было прекрасное чувство ритма, и, осмелев, она стала изобретать собственные па. Джек топтался на месте, но в конце закружил дочь и сказал, что она танцует, как богиня. Райли покраснела от гордости и удовольствия. Эйприл раздала напитки. Осушив стакан, Джек объявил, что Райли давно пора спать, и повел ее в большой дом.
Но Эйприл было не до сна, поэтому она вынесла во двор одеяло, легла и стала смотреть на звезды. Блу собиралась уехать через четыре дня, Дин – через полторы недели, а потом и ее очередь отправляться в Лос-Анджелес. Оказавшись дома, она с головой уйдет в работу и будет черпать силы из сознания того, что наконец-то научилась сохранять душу цельной и нетронутой.
– Дин в доме, с Райли, – объявил знакомый хрипловатый баритон. – Я не бросил ее одну.
К ней по траве шел Джек.
– Я думала, ты уже в постели.
– Не настолько я стар.
Он подошел к плейеру и стал перебирать лежавшие рядом диски. Люсинда Уильям запела «Подобно розе». Джек шагнул к одеялу и протянул ей руку.
– Потанцуй со мной.
– Неудачная идея, Джек.
– Знаешь, лучшие наши мгновения были следствием именно таких неудачных идей. Перестань притворяться старухой!
Удар был нанесен точно: Эйприл не понравилось упоминание о старухах!
– Если полезешь ко мне...
Его зубы сверкнули в пиратской ухмылке.
– Безумный Джек лезет только к тем, кому еще нет тридцати, – сообщил он, притянув ее к себе. – Хотя ночью все кошки...
– Заткнись и танцуй.
Раньше от него пахло сексом и сигаретами. Теперь – дубовым деревом, бергамотом и ночью. Его тело уже не было юношески худощавым: с тех пор он нарастил мускулы. Кроме того, он уже не выглядел таким изможденным, как при первой встрече, и впадины под скулами выровнялись.
Песня Люсинды окутала их. Они все сближались, пока их тела не разделила одна лишь тонкая ленточка воздуха. Но вскоре и она исчезла. Эйприл закинула руку ему за шею. Он обнял ее за талию. Она позволила себе прислониться к нему. Он хотел ее, но это ничего не значило. Он просто возбужден. Но ничего от нее не требует.
Эйприл забылась и плыла вместе с музыкой, хотя желание уже давало о себе знать. Наверное, она ступила на тонкий лед...
Он откинул волосы с ее шеи и припал губами к впадинке под ухом. Она повернула голову и позволила себя поцеловать глубоким, сладостным поцелуем, куда более возбуждающим, чем те, пьяные, много лет назад.
Когда они наконец отшатнулись друг от друга, вопрос в его словах развеял ее дремотное оцепенение.
Эйприл покачала головой.
– Почему? – прошептал он, гладя ее волосы.
– Я больше не признаю одноразового секса.
– Обещаю, что этот секс не будет одноразовым.
Он провел по ее виску большим пальцем.
– Ты наверняка гадаешь, как у нас сложится.
Да она только об этом и думает!
– Я часто гадаю о тех вещах, которые не доведут меня до добра.
– Ты уверена? Мы больше не дети.
Она отступила.
– Я больше не даю симпатичным рокерам.
– Эйприл...
Лежавший на нижней ступеньке сотовый пронзительно звякнул.