Горячий отвар листьев коки, поданный старухой, немного привел его в себя: отпустила головная боль, и затих надоедливый звон в ушах. Макс почувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы спросить, зачем он понадобился торговке. Он уже успел обрадоваться, понадеявшись продать часть содержимого своих мешков, но тут старуха заговорила, и перед глазами Макса снова поплыли багровые круги.
Торговка эфедрой говорила о волшебных предметах. О какой-то башне дьявола говорила она и о серых демонах, хранящих подмирные тропы, о злых чудесах, которые овладевают людьми — а те самонадеянно считают, что сами управляют ими. Макс слушал и вспоминал братьев Увера, которые так стремились к башне, что пришли в итоге к смерти. Головная боль помешала ему запомнить все, о чем говорила старуха, — да и смесь испанского с аймара понимать было трудно. Но у Макса навсегда осталось ощущение чего-то огромного и опасного, не предназначенного для людей, бесчеловечно-совершенного и ледяного, как ночное небо высоко в горах…
После этого он снял с шеи Броненосца и навсегда похоронил его во внутреннем кармане, в саване из нескольких клетчатых платков. Максим Моренков — не генерал Беляев, не Алебук, Белый Отец, решил он. Не настолько Макс силен духом, чтобы связываться с волшебством…
И не настолько силен, чтобы продолжать дело генерала, как оказалось. Макс очнулся от воспоминаний. Он по-прежнему сидел в кругу индейцев, безучастный и отсутствующий, и не ощущал в себе ни тени любопытства, ни намека на желание узнать их язык, их жизнь, их веру. А вот падре времени не терял. Его, правда, тоже не интересовала вера индейцев; ему надо было утвердить свою. Он не мог говорить с жителями поселка, но жестикулировать и показывать ему ничто не мешало. Полированная слоновая кость распятия блестела в свете костра, и от оранжевых бликов казалось, что это не статуэтка — а реальный, бесконечно далекий Иисус, распятый, но еще живой. Кто-то из индейцев уже повторял слова латинской молитвы — получалось с присвистом и щелканьем, но похоже…
То, что делал отец Хайме, было, на взгляд Макса, нечестно, — все равно что заставить детей учить наизусть стихи, смысла которых они не способны еще понять. Он хотел уже остановить священника, но тут вспомнил парагвайских индейцев, читающих «Отче наш» над телом генерала Беляева. Почувствовав приступ сильнейшего отвращения, Макс вытащил из рюкзака фонарь и найденную книгу и тихо отошел от костра.
Он полюбовался на силуэт древнего ящера, такой неуклюжий и изящный одновременно. Макс никогда не задумывался, чем так привлекают его вымершие звери, зачем ему нужно искать и доказывать, что они еще существуют. Чудился ему в этом какой-то протест против конечности жизни, бунт против измельчания, желание вернуть реальности масштабность… Некстати вспомнилось, что Беляев его увлечения никогда особо не одобрял — догадывался, что воспитанник ищет не там? Макс раздраженно пожал плечами. Наверное, это книга станет шансом вернуть себе течение судьбы, прерванное смертью генерала. Казалось, более явного знака, чем название, не могло быть, но Макс убедился, что это не так, стоило только открыть книгу.
Первая же повесть потрясла его. Это было добротное приключенческое чтиво сродни тому, что он так любил в детстве, — с отважными учеными, благородными туземцами и злобными дельцами. На мгновение Максу показалось, что ему снова десять лет. Он сидит на чистом дощатом полу в доме генерала и жадно глотает, не в силах оторваться, страницу за страницей очередной том Жюля Верна… Ерзая от нетерпения, Макс торопливо дочитывал повесть об экспедиции в Конго, о том, как горстка людей отправилась на Великие Болота, чтобы поймать там тираннозавра. Еще больше Макса впечатлило послесловие автора, русского геолога, — тот утверждал, что рассказ не так уж фантастичен и в глубине Африки действительно могли сохраниться древние ящеры. Для любого читателя это было просто интересной гипотезой. Для Макса, своими глазами повидавшего живого и не думающего вымирать мегатерия, — руководством к действию.
Проснувшись довольно поздно утром, Макс увидел, что отец Хайме сидит у порога хижины. Рядом стоял незаседланный мул. Пустые вьючные сумы валялись плоско, как издохшие от старости животные.
— Я остаюсь в Ятаки, — сказал священник в ответ на недоуменный взгляд Макса. — Мне незачем возвращаться. А здесь я смогу учить индейцев вере в Господа.
— Надеюсь, еще увидимся, — пожал плечами Макс.
— Это телефон и адрес моего брата, — сказал отец Хайме, протягивая Максу сложенный листок бумаги. — И рекомендательное письмо к нему. Помните? Мой старший брат, владелец зверинца. Надеюсь, вы сумеете с ним договориться: к сожалению, он не слишком-то доверяет моим рекомендациям. Но я обещал вам помочь хотя бы этим.
— Спасибо, — проговорил Макс. — Рад нашему знакомству.
Горло внезапно перехватило. Эй, напомнил он себе, ты же продолжишь ловить зверей — а значит, ничто не помешает тебе заехать в Ятаки, если вдруг соскучишься. Макс знал, что вряд ли он захочет повидаться со священником, но печаль расставания все равно захватила его.
— Я думаю, мы еще встретимся, хотим того или нет, — сказал вдруг священник, глядя куда-то вдаль. — Думаю, то, что нас связало, слишком сильно. Святой Чиморте… — падре криво ухмыльнулся и дернул плечом.
— Тогда до встречи, — ответил Макс и, взяв своего мула под уздцы, повел его прочь из деревни, в которой теперь был свой священник.
Верхнее Конго, август 1965 года
В прозрачной плоской кроне акации висели десятки гнезд ткачиков. Аккуратно сплетенные из травы, домики птиц походили на какие-то неведомые мохнатые плоды. Ткачики заливались в лучах закатного солнца, почти заглушая вздохи и поскрипывания двух грузовиков-вездеходов, остывавших чуть в стороне. Саванна казалась волшебным золотистым морем — мягкая, шуршащая, пахучая трава без края, и группы акаций, как острова. Далеко-далеко впереди, там, где обрывалось плато, висела туманная дымка — словно неведомый материк, едва видимый на горизонте.
Макс довольно вздохнул. Еще один-два перехода, и экспедиция будет на месте. Высокий африканец с ритуальными шрамами на щеках, сверкнув белозубой улыбкой, поставил под акацией раскладной стул. Макс уселся, вытянул затекшие в кабине машины ноги и достал из рюкзака зачитанную до дыр книгу. На зеленой обложке мелькнул белый силуэт тираннозавра. Макс открыл первую попавшуюся страницу и погрузился в чтение. Он помнил повесть уже наизусть, но открывал вновь и вновь — книга стала для него талисманом.
Издалека донесся зловещий хохот. «Гиены все-таки смеялись последними», — пробормотал Макс и покачал головой. Уж он постарается, чтоб его экспедиция закончилась лучше, чем та, что описывалась в книге. Он рассеянно отпустил страницы, и томик открылся в самом конце, на выходных данных. Забавная опечатка, единственная на всю книгу — цифра шесть в годе выпуска перевернута вниз головой, и получается, что томик был издан в 1991 году. Иногда Макс забавлялся мыслью, что так оно и есть и что какой-то неведомый друг из далекого будущего нарочно подбросил ему книгу.
Денег на поездку в Конго у Макса не было. Денег на организацию полноценной экспедиции — тем более. Макс уж отчаялся и готов был счесть найденную книгу насмешкой судьбы, но тут вспомнил о старшем дель Карпио.