— А ее внучка, эта здоровая кобыла, Бекеле-Гумилев, толкнула меня, когда я попросила Обезьянку, и крикнула: вот тебе твоя любовь! И я оказалась в объятиях Зверя, и он принял меня в свой дом, и дал мне хлеб, и согрел своим взглядом, но даже он не возжелал меня…
Горбатая Мириам захихикала, глядя в стол, и Юлька окончательно рассвирепела.
— Так. Во-первых, Обезьянки у меня нет, — сказала она. — А там, где она есть, вам ее не достать. Да и поздно, мать-настоятельница. А во-вторых…
— А во-вторых, сейчас мать Мириам пойдет отдыхать, в ее возрасте вредно так волноваться, — раздался голос от дверей, и в мастерскую вошла Таня. — А потом я отвечу на все ваши вопросы, сеньорита Морено.
— Так вы знакомы с матерью Мириам? — с любопытством спросила Таня. Юлька отложила в сторону бусины и задумалась.
— Не совсем так, — сказала наконец она. — Но с ней были знакомы моя бабушка и ее бабушка… и это было в Африке. Так что я ничего не понимаю, — она беспомощно взглянула на Таню. — Не понимаю, как такое может быть. Как она здесь оказалась?
— Никто не знает, — ответила Таня. — Одна из сестер подобрала ее, когда ездила в Ятаки за продуктами, около десяти лет назад. Она была в тяжелом шоке и все твердила об объятиях Зверя, как сейчас. Естественно, ее место было рядом с нами. — Таня помолчала. — Душевное потрясение было слишком сильно, и бедняжка так и не оправилась, — с жалостью добавила она. — Большую часть времени она — образец ясного ума и здравого смысла, но иногда у нее случаются такие приступы… Обычно сестры, узревшие Чиморте, рано или поздно приходят в себя…
Юлька почувствовала, как по спине бегут мурашки, и усилием воли отогнала поднимающуюся со дна памяти тьму. Сестры, узревшие Чиморте… и она — одна из них?
— Не понимаю, — проговорила Юлька и, чтобы отвлечься, снова принялась нанизывать бусины.
— С тех пор, как я привезла вас в монастырь, мать Мириам была не в себе, и теперь я догадываюсь почему. Я ждала приступа, и вот… Говорите, Африка? Но вы же русская.
Юлька взглянула на Таню, пытаясь понять, можно ли ей доверять. Очень хотелось рассказать об истории своей семьи и собственных приключениях, но… Вдруг Тане тоже позарез нужна Обезьянка, или Броненосец, или какой-нибудь еще предмет?
— Думаете, можно ли говорить правду этой подозрительной индейской женщине? — насмешливо улыбнулась Таня. Юлька отрицательно качнула головой, но монахиня лишь махнула рукой. — Я знаю про Броненосца. Я же за вами ухаживала, пока вы лежали в бреду. А мать Мириам надеялась заполучить от вас другой предмет с похожими свойствами, правильно?
Юлька кивнула.
— Знаете, я единственная из сестер прочла все, что хранится в нашей библиотеке, — неожиданно сказала Таня. — Я знаю всю историю этого монастыря, начиная с событий, которые привели к его постройке. Я очень много знаю… — Таня задумалась, покусала губу. Потом резко вскинула голову, будто что-то решив. — Не надо ничего говорить ни мне, ни тем более другим сестрам, — сказала она. — Храните предмет в тайне. Особенно от одного человека, он сейчас живет в Ятаки, но у него может хватить наглости заявиться и сюда. Его зовут Ильич Чакруна. Это из-за него я оказалась здесь. Из-за него и из-за фигурки Броненосца, о которой он мечтал… Вы неплохо рисуете, — внезапно сказала Таня, посмотрев на Юлькины наброски. — Это славно, сможете делать ретаблос для сестер…
— Я не хочу рисовать ретаблос, — сказала Юлька. — Я хочу уехать. Мне давно уже пора домой.
Таня холодно взглянула на нее и пожала плечами.
— Вы еще не поняли? Вы не можете никуда уйти. Вы теперь — невеста святого Чиморте, а он своих женщин не отпускает. Ваш дом теперь здесь.
Партизанский лагерь в Катабамбе, Конго, август 1965 года
— Так вы действительно зверолов? — разочарованно спросил Че, листая найденную Максом книгу.
Тот почти виновато развел руками. Веревки с него сняли, однако в дверях палатки стоял часовой. Но бежать из лагеря, набитого вооруженными повстанцами, Макс и не думал. Кажется, никто не собирался его расстреливать, однако видение, навеянное Броненосцем, не шло из головы. Черт знает, может, волшебный предмет вдруг поменял свойства и начал показывать будущее… или вероятное будущее, — осенило вдруг Макса.
Че Гевара хмыкнул и отложил книгу. Неожиданно цепко взглянул на пленника.
— А вот товарищ Нгеле утверждает, что вы могущественный колдун, — усмехнулся он.
Челюсть у Макса отвисла. Команданте улыбнулся, видя его растерянность.
— Товарищ Нгеле — сам колдун, и ему везде видятся коллеги. Однако он рассказал мне кое-какие подробности о вашем захвате, и…
— Понятно, — перебил Макс.
На лбу выступили капельки пота. Обострившаяся до предела интуиция подсказывала: вот она, развилка. Либо он останется жив. Либо — будет расстрелян в предрассветных джунглях, и предсказание Броненосца сбудется…
Какая ирония судьбы, подумал Макс. Когда-то он должен был отдать Броненосца генералу Беляеву, белогвардейцу, бежавшему от коммунистов, но не успел. И хранил все эти годы, оказывается, для того, чтобы передать самому известному и яростному революционеру… Одобрил бы его старый индеец Кавима? В конце концов, Че Гевара, как и Беляев, пекся о благе простых людей — только понимал его по-другому.
— Товарищ Нгеле отдал вам предмет? — спросил Макс и тут же понял, что попал в точку: команданте удивленно нахмурился. Секунду поразмыслив, он кивнул часовому. Тот выглянул из палатки и что-то пронзительно закричал.
Минуту Че Гевара и Макс провели в молчании. Команданте, попыхивая трубкой, с интересом рассматривал зверолова. Макс в свою очередь с любопытством поглядывал на знаменитого аргентинца — стараясь, впрочем, чтобы его интерес был не слишком заметен. Тишина становилась все более напряженной; Макс собирался уже разрядить ее какой-нибудь шуткой, но тут снаружи послышался шум, и в палатку вошел колдун. Не дожидаясь вопросов, он тут же визгливо закричал на суахили, тыча пальцем в Макса и брызгая слюной. Че Гевара поморщился и жестом остановил его.
— Переводчика, — бросил он. — Хочу, чтобы вы полностью понимали, о чем идет речь, — объяснил он зверолову. — Да и самому надо разобраться, а мой суахили не так уж хорош.
Макс кивнул. В палатку уже вошел молодой конголезец; на команданте он смотрел с обожанием, и Макс снова подумал — понравился бы Че Гевара Кавиме? Скорее всего, решил он.
— Итак, — заговорил Че, — что за предмет?
— Небольшая серебристая фигурка броненосца, — ответил Макс.
Че кивнул переводчику. Выслушав его, Нгеле весь скривился, полез в набедренную повязку и выудил оттуда предмет. Макс поморщился; команданте, похоже, тоже не хотелось брать фигурку в руки. Он кивнул на стол; колдун с мрачным видом положил Броненосца перед Че Геварой, отступил на шаг и снова заговорил, бурно жестикулируя и корча страшные рожи. Переводчик монотонно забубнил: