Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте | Страница: 6

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Эта старушка-этнограф? Собирательница фольклора?

— Она знает всех стоящих жрецов. А теперь те, кто не смог сбежать в Штаты, попрятались по норам, лишь одна старуха призналась — да и о той я узнал от жены моего водителя, она уже не могла отпереться. Но она твердит, что есть вещи, в которых сантерия бессильна, да еще и рассуждает о грехе…

— Не понимаю, чего ты хочешь, — недоуменно проговорил Че. — Покушения не удаются. Уж не знаю, гринго такие идиоты или твои ритуалы все-таки работают, но ты до сих пор жив.

— До сих пор — жив. Но я хочу оставаться на посту независимо от того, удаются ли покушения.

До Че не сразу дошел смысл сказанного. Он замер на секунду, а потом, поняв, вынул сигару изо рта и с ужасом уставился на Фиделя.

— Твоя африканская герилья, — напомнил Фидель. — Я помогу тебе всем — оружием, деньгами, людьми, информацией. Все силы Кубы будут в твоем распоряжении. При одном условии.

Че Гевара выдохнул клуб дыма и кивнул.

С улицы донесся рокот барабана и потянуло курятиной. Что бы ни думал Че Гевара об излишней религиозности и суевериях, сантерия жила и даже приносила пользу революции. Некстати вспомнились темные слухи, ходящие среди латиноамериканских индейцев. Что ни делай — в конце концов упрешься либо в бюрократов с ледяными сердцами и глазами, видящими лишь бумагу, либо в древних богов, таких же темных, как их суеверные поклонники. Команданте стало тошно, и запах жареного мяса показался ему отвратительным.


Москва, январь 1965 года


Андрей Цветков выбежал на крыльцо биофака, зажмурился, ослепленный сверканием снега и солнца, и счастливо рассмеялся. Только что закончился последний экзамен; впереди был почти целый месяц свободы. В кармане уютно лежал билет на поезд — завтра Андрей собирался ехать домой, в Новокузнецк. А сегодня можно было делать что угодно. Можно пойти на концерт барда, афиши которого висели по всей Москве. Можно заскочить в общагу в главном здании МГУ, взять лыжи и устроить пробежку по Воробьевым горам — выложиться как следует, размять затекшие за время сессии мышцы, расправить легкие. Можно закрыться в своей полутемной, крошечной, но такой уютной комнате. Взять хорошую книгу — никто не станет отвлекать, сосед наверняка где-то гуляет. Сибаритски завалиться на узкую койку — ходили слухи, что кровати в общаге МГУ сделаны такими маленькими для того, чтобы студенты поменьше отвлекались от учебы: с девушкой в такой койке просто не поместиться. Андрей только посмеивался над этими разговорами. Какие уж тут девушки, когда надо столько прочесть, изучить, узнать? Андрей был уже студентом четвертого курса, но ни любви, ни друзей пока не нашел. И сегодня он не спешил присоединиться к празднующим студентам, хотя такая мысль у него и мелькнула. Андрей был старше большинства однокурсников и поэтому обычно чувствовал себя немного чужим в шумной студенческой компании. Но сегодня он был Томом Сойером, отпущенным на каникулы, — мальчишкой, у которого впереди много и много восхитительно свободных дней.

В сквере перед зданием играли в снежки первокурсницы. Дикий визг и беготня вызвали у Андрея сочувственную улыбку — он еще помнил восторг, охвативший его после первой сессии. Разгоряченные, раскрасневшиеся девушки с горящими от восторга глазами показались ему прекрасными. Он подхватил с парапета горсть снега — от холода заныли ладони, и между пальцами потекла талая вода. Андрей торопливо слепил комок, с гиканьем запустил его в сторону девчонок и сбежал по ступеням.

— Цветко-о-о-в! — раздалось за спиной, и Андрей разочарованно оглянулся. В дверях факультета, кутаясь в наброшенное на плечи пальто, стояла староста курса. Она замахала руками и крикнула: — Тебя на кафедре ждут, иди скорей!

— Что случилось? — удивленно спросил Андрей.

— Не знаю. Сказали, чтоб срочно пришел. Там твой научрук и еще какой-то товарищ, незнакомый… — Глаза старосты уехали в сторону, и Андрея кольнуло недоброе предчувствие.

Незнакомец, дожидавшийся на кафедре, был в штатском, но научный руководитель Андрея обращался к нему «товарищ майор». У невысокого майора было заметное брюшко и круглое красное лицо. Он то и дело улыбался, и его бледно-голубые глаза казались маленькими и какими-то беззащитными.

Радужное настроение Андрея испарилось. Профессия майора была вполне очевидна, и ничего хорошего его появление не предвещало. В душу закрался темный, парализующий страх. Научный руководитель представил Андрея, и он угодливо хихикнул. Тут же его захлестнула волна отвращения к себе — но ужас никуда не делся.

— Я вас оставлю, — нервно проговорил преподаватель и вышел.

Майор поудобнее умостился за его столом и ловко извлек из портфеля пухлую папку. Андрей посмотрел на нее, как кролик на змею. В горле у него пересохло. Майор открыл папку и прокашлялся.

— Итак, Цветков Андрей Васильевич, 1941 года рождения, русский, комсомолец, уроженец Новокузнецка, — начал он читать нарочито занудным голосом. — Мать — учительница, отец — горный инженер, оба партийные. В детстве тяжело болел, поэтому дважды оставался на второй год. Рыжего хилого мальчика дразнят сверстники и недолюбливают учителя — слишком уж он примерный мальчик, поборник правил, эдакий маленький зануда. В 1956 году участвовал с родителями в турпоходе по Саяно-Шушенскому хребту, после которого проблемы со здоровьем внезапно исчезли. В 1959 году наконец закончил школу, поздновато, зато с золотой медалью. Призван в армию. Участвовал в братской помощи социалистическому Лаосу. Ранен во время операции в Долине Кувшинов, демобилизован в 1961 году. В тот же год поступает на факультет биологии МГУ. Выбирает кафедру ботаники. Отличник, блестящий студент, высокоморальный комсомолец, спортсмен. Ни в пьянках, ни в… гхм… половых излишествах не замечен. Никаких глупостей. Все свободное время посвящает учебе и спорту. Всем ребятам пример, не правда ли?

Андрей покраснел. Майор выдержал театральную паузу и снова заглянул в записи.

— Жажда знаний настолько велика, что посещает лекции не только по своей специализации, но и по антропологии. Очень дружен с парой студентов мединститута, специализирующихся по психиатрии. Настолько дружен, что готовится с ними к экзаменам и по возможности посещает практические занятия… Широкий круг интересов, не правда ли? Ботаника, антропология, медицина…

Майор цепко взглянул на студента. Андрей молчал. А что тут скажешь? Мог бы и догадаться, что рано или поздно его занятия заинтересуют КГБ. Все-таки не зеленый школьник… Вопрос в том, к чему это приведет. Вытурят с факультета? Или, хуже того, заставят стучать на сокурсников и преподавателей? Андрей мысленно застонал, глядя, как майор роется в пухлой папке.

— А тема вашей курсовой, если не ошибаюсь, — тот прищурился и пошуршал бумагами, — ах, вот она! «Перспектива выращивания кукурузы в Тувинской Автономной Советской Социалистической Республике». Прекрасная тема! И прекрасное место для производственной практики, не так ли? — Он демонстративно покопался в папке и извлек пачку исписанных с обеих сторон листов бумаги.

Андрей узнал свой почерк и почувствовал, как пол уходит из-под ног. Он знал, что его сосед по комнате, на вид простой, как валенок, только выглядит глуповатым. Но что деревенский увалень по кличке Короед окажется стукачом… Черновик статьи, которую Андрей писал урывками, тайком, лежал сейчас на столе перед майором, и черт знает чем это все могло кончиться. «Вот тебе и оттепель, — панически подумал Андрей. — С факультета точно погонят. А может, и вовсе посадят». Он прикрыл глаза.