Они остановились. Эрик поставил ее перед собой и посмотрел куда-то мимо.
— Ну, получили что хотели?
От его голоса Хани содрогнулась. Он звучал совсем по-иному, холодно и жестко.
— Стоп! Снято! — закричал Джек. — Блестяще! Потрясающая работа, это я вам обоим говорю! Возможно, понадобится парочка крупных планов, но сначала надо посмотреть пленку.
Эрик отступил от нее. Она похолодела, увидев, как он меняется на глазах. Куда-то испарилась теплота. Он выглядел раздраженным, беспокойным и непонятно почему враждебным.
Его имя словно застряло у нее в горле.
— Эрик?
— Ну? — День не был жарким, но по его лбу струились ручейки пота. Пройдя мимо камер к стулу постановщика, он взял оставленные там сигареты.
Не в силах сдержать себя, Хани последовала за ним.
— Я… это… ведь все прошло очень хорошо, не так ли?
— Да, похоже на то. — Он прикурил и нервно сделал глубокую затяжку. — Надеюсь, нам не придется еще раз повторять эту кучу дерьма. И отныне уж будьте так любезны, сделайте всем нам одолжение и держите свои детские жалкие фантазии при себе.
Ее грезы разбились вдребезги. Он просто играл! Все было ненастоящее — его поцелуи, его шепот, его нежные, любящие прикосновения! С тихим криком боли она вновь превратилась в гадкого утенка. Подобрав юбки, Хани бросилась искать уединения в своем трейлере.
Совсем неподалеку от них стоял Дэш, наблюдая за происходящим. Он видел, с каким умением Диллон управлял ею так, чтобы камеры могли снять их в разных ракурсах, и сейчас не мог припомнить, когда в последний раз испытывал такое острое желание ударить другого человека. Он говорил себе, что это не его дело. Черт побери, он в своей жизни устраивал женщинам кое-что и похуже. Но Хани еще не женщина, и, когда Диллон наклонился достать свой сценарий, Дэш даже не заметил, как ноги сами собой понесли его к Эрику.
— А ты настоящий сукин сын, ты не находишь, красавчик?
Глаза Эрика сузились.
— Я делал свою работу.
— В самом деле? И что же это за работа такая?
— Я — актер.
Дэш разжал и опять сжал кулаки.
— А по-моему, ты больше смахиваешь на ублюдка.
Эрик сощурил глаза и швырнул сигарету на землю. — Топай, старик. Иди покачайся на качелях!
Он скрестил руки на груди, и под рубахой забугрились мышцы.
Дэш не испугался. У Диллона были стандартные мускулы голливудского героя, накачанные на дорогих гимнастических снарядах, но отнюдь не в тяжелой работе и уличных драках. Это были косметические мышцы, не более подлинные, чем поцелуи, которыми он потчевал Хани.
И тут Дэш заметил блестевший на лбу Эрика пот. Ему уже приходилось видеть мужчин, потеющих от страха, и глаза у них всегда были безумными. Диллон же выглядел просто отчаявшимся.
Ему стало ясно, что Эрик хочет, чтобы его ударили, и желание пустить кровь пропало у Дэша так же быстро, как и появилось. Какое-то мгновение он постоял, потом опять нахлобучил шляпу и уставился на Диллона долгим, пристальным взглядом.
— Думаю, на этот раз я оставлю все как есть. Не хочу, чтобы молодой жеребец вроде тебя измывался надо мной перед всеми.
— Нет! — На виске Эрика запульсировала жилка. — Нет! Вы не можете так просто оставить это. Вы…
— Пока, красавчик!
— Не надо…
Слова мольбы застряли в горле Эрика, когда он провожал глазами удаляющегося Дэша. Схватив следующую сигарету, он прикурил и жадно втянул ядовитый дым в легкие. Куган настолько не уважает его, что даже не захотел драться! В этот момент ему пришлось признать то, в чем он отказывался признаваться себе раньше, — как сильно он восхищался Дэшем Куга-ном — не актером, а мужчиной. Теперь, когда уже было поздно, он понял, что хотел уважения Кугана так же, как всегда хотел заслужить уважение отца. Дэш — настоящий мужик, а не какая-то подделка.
Дым душил его. Надо выбираться отсюда. Куда угодно, лишь бы можно было дышать! Перед ним всплыло видение молящих голубых глаз. Он пошел со съемочной площадки прочь, пробивая дорогу среди оборудования, расталкивая членов съемочной группы в попытке уйти от этих голубых глаз. Но они не исчезали. Она так отчаянно нуждалась в любви, была так беззащитна, что даже не вспомнила о чувстве самосохранения! Даже не пыталась бороться, просто позволила ему сбросить себя с утеса.
Внутри у Эрика все горело. Глупышка! Какая же она глупышка. Не усвоила первого правила сказок. Не запомнила, что в сказках маленькие девочки никогда не влюбляются в злого принца!
К приезду Хани устроенная на пляже вечеринка у Лиз Кэстлберри, приуроченная ко Дню благодарения, была в самом разгаре. Девушке с трудом удалось пристроить свой серебристый «мерседес» последней модели, купленный после окончания третьего сезона съемок сериала, на обочине между «ягуаром» и «альфа-ромео». Спустившись с дороги на пляж, она услышала за домом звуки музыки. Хани впервые приняла приглашение Лиз, и то лишь потому, что вечер был неофициальным и на нем должен был присутствовать Дэш.
Повесив на плечо выгоревшую сумку из джинсовой ткани с купальным костюмом, Хани закрыла машину. В прошлом месяце исполнилось три года со дня ее приезда в Лос-Анджелес, но она чувствовала себя на десятилетия старше той шестнадцатилетней девчонки, которая появилась здесь тогда. Мысленно вернувшись в прошлое, Хани решила, что окончательно повзрослела она в тот ужасный день в конце второго сезона, когда Эрик Диллон жестоко унизил ее во время съемок дурацкой любовной сцены. По крайней мере Хани приобрела опыт, положивший конец ее детскому увлечению Эриком. Никто, даже Дэш, не знал, как до сих пор сжимается у нее все внутри при воспоминании о том дне.
Подходя к расположенному на берегу дому, Хани с тревогой продолжала размышлять о том, что сулит ей этот новый сезон. В конце месяца начнутся съемки четвертой части сериала, и продюсеры наконец решили позволить Дженни достичь пятнадцатилетнего возраста. Это должно было произойти примерно в то время, когда Хани в декабре исполнится двадцать.
После мучительных первых двух лет накопления опыта последний сезон прошел относительно гладко. Хани была в хороших отношениях со всей съемочной группой, за исключением Эрика, а дружба с Лиз Кэстлберри становилась все крепче. Но самые важные изменения произошли в ее отношениях с Дэшем.
Значительную часть свободного времени Хани проводила с ним на съемочной площадке и почти каждую субботу отправлялась на ранчо, где делала домашнюю работу и помогала Дэшу управляться с лошадьми. И не только потому, что Хани нравилось его общество, — работа была удобным поводом уехать из нового дома в Пасадене, который ее уговорила купить Шанталь, утверждая, что это поможет Гордону вернуться к занятиям живописью. Последнего не произошло, что, в общем-то, не стало для Хани сюрпризом. Это новое жилище нравилось ей гораздо больше, чем то ужасное место в Топанга-Кэньон, но все равно она не чувствовала себя здесь дома. Во-первых, там по-прежнему жил Бак Оке, а во-вторых, ее отношения с Софи все никак не могли наладиться.