— Я люблю свою дочь, но она просто с ума сходит, когда дело касается религии!
— Тогда я пойду одна, — упрямо заявила Хани.
— Только не говори, что я тебя не предупреждал!
На свадьбу Хани переоделась в то серебристо-голубое, под цвет глаз, искусно украшенное бисером вечернее платье, которое однажды ей так хотелось надеть для визита на ранчо. Она взбила волосы, надела клипсы в виде гроздьев кристаллов, и, хотя зеркало говорило ей, что она хороша, Хани чувствовала себя неуверенно. Когда Дэш увидит ее, он найдет, к чему придраться. То декольте слишком большое, то юбка слишком тесная, то украшения слишком кричащие.
Дэш готовился к поездке в церковь с одним из шаферов Джоша, поэтому она вернулась в дом Ванды одна в надежде, что не пожалеет о том порыве, который заставил ее принять приглашение Мередит. Мередит была крайне разочарована, когда увидела, что Хани пришла одна.
— Сожалею, — сказала Хани. — Мне кажется, ваш отец не слишком-то расположен к молитвенным собраниям.
Хани сразу же стало ясно, что в Мередит идет борьба между желанием провести молитвенное собрание и неприязнью, которой она воспылала. Хани не слишком удивилась, когда проповедническое начало одержало верх.
Мередит провела ее в гостиную, которая выглядела копией картинок на пластиковых упаковках, и жестом показала на бархатный диван. Когда они уселись на противоположных краях дивана, Хани испытала почти непреодолимое желание отыскать в своей сумочке губную помаду и тушь для ресниц. Отсутствие косметики в сочетании с убогим синтетическим платьем делало Мередит гораздо более некрасивой, чем это было на самом деле. Хани начала понимать, через что прошла Лиз Кэстлберри, пробуждая в ней женственность.
Мередит спросила строго:
— Веруете ли вы, мисс Мун?
Хани всегда радовала возможность поговорить о теологии, и она серьезно восприняла этот вопрос.
— На этот вопрос не так-то легко ответить. И пожалуйста, зовите меня Хани.
— Преданы ли вы Богу?
Она вспомнила ту далекую весну, когда она молилась Уолту Диснею.
— Трудно сказать… Я считаю себя личностью, не чуждой духовности, Мередит, но моя вера не всегда правильна. Полагаю, что я человек ищущий.
— Сомнения исходят от дьявола, — сказала Мередит сурово. — Если вы живете в вере, нет необходимости задавать вопросы.
— А я должна задавать вопросы. Мне это необходимо.
— Тогда вам уготована дорога в ад.
— Не хочу обидеть вас, Мередит, но я не думаю, что у кого-то есть право выносить приговор относительно спасения души другого человека.
Но Мередит отказалась смягчить свою позицию, и Хани оставила все надежды на плодотворность дискуссии. В течение получаса Мередит цитировала Священное писание и молилась над ним. У Хани опять разболелась голова, но через некоторое время Мередит перестала казаться ей суровой и бесчувственной. Она молилась страстно, лицо наполнилось радостью, молодая девушка обращалась к Иисусу, испытывая блаженство.
— Улыбайся, Рэнди, ведь все же наблюдают за нами, черт побери!
— Да им вообще хотелось бы увидеть, как я собираюсь трахнуть тебя прямо тут, в танцевальном зале!
Исходивший от Ванды одуряющий запах лака для волос доводил Дэша до бешенства. Он отошел в сторону, чтобы не столкнуться с другой парой, и сказал себе, что пить ему нельзя.
Ванда поморщилась от боли:
— Ты наступил мне на ногу, черт побери. Следи за собой, пожалуйста. Боже, ты так и не научился танцевать!
— А тебе вечно надо выставляться — хочется показать всем своим друзьям, как ловко ты управляешься со своим бывшим мужем. Заставила потанцевать с собой, покормила с рук, как маленькую глупую домашнюю собачонку!
Принужденная светская улыбка так и застыла на ее лице.
— Терпеть не могу, когда ты такой, как сейчас. И это на свадьбе своего сына! Какая же ты серость, Рэнди Куган! Да ты и всегда был посредственным, жестокосердным, лживым сукиным сыном!
— Ну что тебе все так неймется! Мы разведены вот уже двадцать лет, а ты по-прежнему выпила бы всю мою кровь до капли!
— То же самое ты можешь сказать и обо всех твоих бывших женах!
Хани пронеслась мимо со свидетелем Джоша, и свадебный фотограф тут же сделал снимок. Дэш представил себе, как этот кадр рано или поздно появится в одном из журнальчиков. Осенью фотографы несколько раз ловили ее в моменты, когда она выглядела гораздо старше семнадцати. Вместо того чтобы задавать вопросы о ее возрасте, они помещали фотографии с подписями типа «Дитя-кинозвезда стареет слишком быстро» или «Хани Джейн Мун на прогулке после сна».
Дэш стиснул зубы. Хани протанцевала уже почти четыре часа — неплохо для того, кто утверждает, что совершенно не умеет этого делать. И это было еще не все. Несколько раз он видел, как она брала бокал с шампанским.
Весь вечер с ней творилось что-то необычайное: ему не нравилось и то, как она запрокидывала голову, и ее слишком громкий смех — смех взрослой женщины, а не ребенка. Дэш попытался убедить себя, что ему только кажется, будто присутствующие мужчины слишком интересуются ею. В конце концов, Хани не была здесь самой красивой женщиной — даже в своем переливающемся голубом платье, чертовски туго облегавшем зад. Хани, без сомнения, была миловидна, но небольшой рост и детское личико не позволяли назвать ее красивой. Ему нравились женщины, которые выглядели взрослыми. Черт побери, здесь было много женщин гораздо красивее Хани!
Однако он не мог отрицать, что было в ней нечто, что может привлекать мужчин определенного типа. Мужчин, которым могут нравиться девушки маленького роста с детскими личиками, более чем на двадцать лет моложе их самих.
Голос, который не тревожил его с того вечера, когда они были в гостях у Лиз и когда он застал Хани целующейся с тем парнем, опять начал ему нашептывать.
«Немного виски заставит тебя забыть о ней! Она не нужна тебе, если ты можешь выпить. — Это был голос сирены, тот лживый внутренний голос, что сопровождает пьяниц повсюду. — Я могу сделать тебя почти счастливым, помогу снять боль!»
Слова Ванды вонзались в него, как острия ее накрашенных ресниц:
— Не понимаю, как ты только мог привести ее сюда и унизить детей — свою плоть и кровь! Все ведут себя так, будто Хани — твоя настоящая дочь. Бедная Мередит места себе не находит!
Ванда весело поприветствовала одного из гостей, а затем понизила свой голос до шипения:
— Полагаю, мне следует быть благодарной судьбе, что собравшиеся здесь люди не знают тебя так же хорошо, как вижу тебя насквозь я. Уж мне-то известно, что у тебя на уме, и это просто отвратительно. Ты бы хоть посмотрел на себя в зеркало — она же моложе, чем твоя дочь!
Он уловил соблазнительный запах выпитого ею бурбона, смешанный с одуряющим запахом лака для волос, и ощутил сухость во рту.