– Он сам говорил мне. Объяснил, что приобрел яхту специально для того, чтобы на ней можно было удрать решительно от всего. Что сейчас, когда стало трудно с бензином, он завел себе парусную лодку, на ней он уходит за несколько миль в лагуну и бросает якорь где-нибудь у отмели. Уверяет, что стоит только яхт-клубу скрыться из глаз, как он начинает себя чувствовать совсем другим человеком. Забывает про все свои неприятности.
– Вы говорите, он бросал якорь у отмели?
– Да, он любит бить острогой акул.
– И он так и стоял на якоре возле этих отмелей?
– Нет, сэр. Он задерживался там всего на пару часов до начала прилива и еще на пару часов после него.
– Почему?
– Да там, у грязных грязевых отмелей, лагуна во время отлива настолько мелеет, что судно ложится на грунт, если оттуда вовремя не уйдешь.
– А при этом на судне ничто не повреждается?
– Нет, нет. Если, конечно, не поднимется сильный ветер. Вот тогда судно может сильно потрепать.
– Даже на мелководье?
Свидетель улыбнулся и пояснил:
– На мелководье гораздо опаснее, чем на большой глубине. Ветер поднимает сильную волну, и лодку может сорвать с отмели, а следующий порыв швырнет ее снова на отмель. А лодке, яхте, как вы привыкли называть, опустившейся на дно в таком месте, где совсем нет воды, ничего не сделается. На плаву – тоже. Но если лодка стояла на мелководье, где могут образоваться волны, тогда ей, бедняжке, туго придется, ее здорово потреплет.
– Ну а куда мистер Бербенк обычно направлялся во время отлива?
– Бросал якорь в канале в пятидесяти или сотне ярдов от того места, где он охотился на акул.
– Вам известно, когда был отлив днем и вечером в эту пятницу?
– Конечно, сэр.
– Когда?
– Сообщить вам время с точностью до минуты я не смогу, но самая высокая вода была около 5.40. Возможно, в 5.41 или же в 5.45. Думаю, можно считать в 5.40. И накиньте по паре минут в ту и другую сторону.
– Это был пик прилива?
– Да, сэр.
– А когда был пик отлива?
– Вода ушла в минуты после полуночи уже в субботу.
– В таком случае, – сказал Мейсон, – если бы кто-то намеревался увести яхту от тех илистых мелей, это следовало бы сделать за два часа до прилива? А это означает до 7.40 вечера?
– Необязательно. Я бы сказал, что можно сниматься с якоря вплоть до восьми вечера, но не позднее.
– А если не сняться с якоря до восьми вечера, оттуда уже не уйти? – спросил Мейсон.
– Точно. Не ранее чем за два часа до следующего подъема воды.
– А когда был следующий прилив?
– В 6.25 в субботу.
– А следующий отлив после этого?
– В 12.45 в субботу. Вот тогда-то и был обнаружен труп.
– Не могли бы вы мне рассказать об этом поподробнее?
– Ну, наверное, было уже часов десять утра. Возможно, даже около половины одиннадцатого. Думаю, что так. Посудина стала оседать на отмели.
– «Посудиной» вы называете яхту?
– Да, яхту Роджера Бербенка.
– Ол райт, – сказал Мейсон. – Продолжайте. Яхта стала оседать в ил. Ну и что же случилось?
– Вроде бы у одного типа по имени Палермо была назначена встреча с Милфилдом, и…
– Ну уж это самые откровенные слухи! – вмешался Линтон.
– Вы желаете возразить? – вежливо спросил Мейсон.
– Я вовсе не намерен каждый раз выступать с возражением против таких мелочей.
Мейсон повернулся к судье:
– Кое-что из этого действительно можно отнести к слухам, ваша честь, но я пытаюсь получить полную картину случившегося, причем как можно скорее.
– Но мы еще собираемся вызвать Фрэнка Палермо, свидетеля, обнаружившего труп, – возразил Линтон. – Вы сможете это спросить у Палермо.
– Я вовсе не собираюсь спрашивать у свидетеля Камерона ничего о Палермо, – совершенно серьезно объяснил Мейсон. – Меня интересует, когда он встретился с Палермо и при каких обстоятельствах. О прочих же вещах я расспрашиваю для того, чтобы мы могли прояснить ситуацию в присутствии суда. Я намерен выяснить хронологию событий.
– А при чем здесь Палермо и что он делал после того, как увидел мертвое тело? – спросил Линтон.
Мейсон улыбнулся:
– Потому что, возможно, мне удастся обнаружить кое-какие факты, полезные для защиты.
Линтон насмешливо заявил:
– Этот человек не сообщит ничего полезного для защиты, да и ни один другой свидетель, который поднимается на трибуну и говорит правду, тоже не знает ничего благоприятного для защиты!
– А если кто и знал, то, очевидно, поспешил уехать в отпуск! – задумчиво произнес Мейсон.
Молоток судьи Ньюарка с трудом справился с громовым хохотом, раздавшимся в зале.
– Прошу вас воздерживаться от не имеющих отношения к делу комментариев. Мистер Линтон, вы желаете выдвинуть возражения?
– Нет, ваша честь. Я не стану возражать, чтобы потом меня не обвинили в том, что я затыкаю рот защите.
– Суд вынужден вам напомнить, что на процессе вы должны вести себя корректно. – Он повернулся к свидетелю: – Отвечайте на вопрос.
– Я сформулирую его таким образом, – сказал Мейсон. – Вы были первым, кто разговаривал с человеком, обнаружившим труп?
– Полагаю, что да.
– Расскажите нам в точности, как это происходило.
– Была суббота, около половины одиннадцатого утра, как я думаю. На часы я не смотрел. Я заметил лодку, плывущую по эстуарию вверх, человек греб кормовым веслом стоя.
– Было ли в этой лодке что-то особенное, что привлекло ваше внимание?
– Да.
– Что именно?
– То, как этот человек греб.
– А как он греб?
– Это не относится к делу и несущественно! – возразил Линтон.
– Возражение отклонено.
– Понимаете, найдется немного людей, которые действительно умеют хорошо грести таким образом. А у этого человека лодка просто резала воду. Да и сама лодка меня заинтересовала.
– Что это была за лодка?