– Хоть я и не чувствую особенной вины, а неприятно, когда тебя ругают при посторонних, – шепнул он, прибавляя шагу по направлению к своему дому. – Ничего, пусть мама с папой пока попробуют таежных ягод. Может, они и правда добротой наполнены…
– Конечно, – кивнул Ладошка. – Я даже одну Нюку в рот запихнул. А он съел. Как вегетарианец.
– Нюк ягоды и раньше любил, – напомнила Соня.
– А ты особенно не радуйся, – одернул Ладошку Макар. – Не думай, что одни ягоды есть будешь. За обедом все слопаешь, как миленький. Нам сейчас перед мамой надо ходить на задних лапках, чтобы не посадила нас под домашний арест.
Но, как ни странно, вернувшиеся родители даже не вспомнили о том, что их дети провинились. Мама с папой были увлечены спором.
– Мне кажется, – говорила мама, – нам вовсе не следует брать на себя роль советчиков и судей. Мы только что приехали в этот поселок, совсем не знаем, чем живут люди, и не вправе вмешиваться в их жизнь с первого же дня.
– А я и не вмешивался, – оправдывался папа. – Но не мог же я молчать! Тем более что на наших глазах разгорелась такая дискуссия. И старик, и Холмогоров словно обращались к нам с просьбой рассудить, кто из них прав. Я и постарался их примирить. Холмогорову посоветовал не быть таким нетерпимым и требовательным, а Фоме Фомичу – с пониманием отнестись к жизненным принципам бакенщика. По-моему, все было уместно.
– А по-моему, все-таки рано давать советы, – не соглашалась мама. – Пока нам надо только слушать. Мы же исследователи здешней жизни, а не активные участники!
На чьей стороне был Макар? Как всегда, наполовину – и на маминой, и на папиной. Конечно, неудобно находиться одновременно в двух местах, поэтому чаша внутренних Макаровых весов все-таки склонялась в мамину сторону. Она предлагала применить более выжидательную тактику, и Макар был с ней согласен. Сколько раз он спешил и, как оказывалось, ошибался!
Сам-то он как раз был сторонником действий. Но пора было уже кое-чему научиться у жизни. До сих пор Макару везло – его поспешные ошибки не были серьезными и даже превращались хоть и в негативную, но все-таки информацию. Здесь же, на Енисее, с ошибками следовало быть поаккуратнее. Не то полученная с помощью ошибок информация могла стать последней в карьере молодого сыщика. Река, тайга, хищные звери… Ошибаться в таком мире значило ставить свою жизнь под угрозу. Тем более если рядом с тобой Соня, Ладошка и Нюк.
А что они не отстанут от Макара в его приключениях – в этом можно было не сомневаться. Всегда они действовали таким составом, и состав в этом смысле имел еще значение поезда: Макар был паровозиком, а все остальные цеплялись к нему в виде вагончиков. Замыкал состав своим пушистым хвостом Нюк. Иногда заметая следы…
– Что-нибудь узнали новое, или так просто, спор ради спора? – улыбнулся Макар, решив разрядить накалившуюся между мамой и папой обстановку.
Не нравилось ему, когда в их разговорах появлялись такие нотки – нетерпимые друг к другу. Одно дело, когда люди не сходятся в жизненных принципах, как Холмогоров с другими местными жителями. Но ведь мама с папой родственники, могли бы уже и понимать друг друга с полуслова!
– Спор ради истины, – поправил папа, подняв вверх палец. – Спор всегда ради истины.
– И в чем ваша истина? – пожал плечами Макар. – Чтобы помирить бакенщика с охотниками? Может, им этого и не надо!
– То есть как? – не понял папа. – Людям не надо жить в согласии?
– А может, им так интереснее, – хихикнул Ладошка. – Если б они не ругались, им осталось бы только здороваться. Скучно!
– Интересно, что бы им сейчас посоветовал Тетерев? – задумчиво проговорила Соня.
– А чем таким особенным отличается «сейчас» от «тогда»? Во все времена люди общались примерно одинаково, – пожал плечами Макар.
Папа удивленно вскинул брови.
– Мудрая мысль! – заметил он. – И в ней я опять вижу намек на Общую книгу.
– Трудно его не разглядеть, – проворчал Макар, – этот намек. Я только о книге и думаю. Столько бы всяких споров разрешилось! Что он там написал про этих самых охотников с вегетарианцами?
– С какими еще вегетарианцами? – засмеялась мама. – Разве Иван Павлович Тетерев занимался проблемой вегетарианства? С чего ты это взял?
– Макар, наверное, имеет в виду бакенщика. Холмогорова, – уточнила Соня. – Но ведь дело не только в способе питания. Это, конечно, очень важно, но главное – как люди вообще между собой общались.
– А я чего добиваюсь! – вскричал Макар. – Сколько можно на одном месте топтаться! Я же и хочу посмотреть, что в этой книге написано.
Мама всплеснула руками.
– Опять ты за свое! Здесь что, есть библиотека, в которой эта книга на абонементе? Или в читальном зале? Или ты ее из Интернета скачаешь? Где ты ее собираешься прочесть?
Макар нахмурился. Если бы он это знал, то маме и не пришлось бы об этом спрашивать. Вопросы ведь всегда возникают от неизвестности.
Но продолжать бессмысленный разговор ему больше не хотелось. Во-первых, он понимал, что о книге родители ничего интересного больше не сообщат. Во-вторых, необходимость ее нахождения ощущалась с каждой минутой все больше. В-третьих, и это самое важное, ему просто не терпелось начать сами поиски. Потому что, какими возвышенными целями и причинами ни объясняй свои действия, чаще всего эти действия производятся ради обыкновенного азарта и интереса. Ну и, конечно, заодно приятно осчастливить человечество. Если удастся.
И Макар переключил себя, словно какой-нибудь механизм, на достижение цели. За обедом он даже на обычные подколки не стал тратить силы. Ну, разве что, заметив, как Ладошка пытается всучить Нюку очередную ягодку, Макар хмыкнул:
– Ты совсем как Холмогоров! – И положил в блюдечко Нюка шпротину из консервной банки.
Нюк с удовольствием зачавкал.
– Каждому свои радости, – подытожил Макар.
В семье Веселовых бывали редкие минуты скуки – когда молчание вдруг повисало над обеденным столом. Конечно, нельзя сказать, что обычно за обедом они болтали без умолку, но пережевывать пищу в полной тишине Макару казалось пережитком первобытного общества. Только какие-нибудь неандертальцы могли молча наброситься на тушу мамонта и рвать ее зубами. Ни мнения тебе, ни впечатления, ни реплики. Скукота!
А сейчас именно такая тягостная минута и повисла над столом. Ясно было, что все думали об одном и том же: об обстоятельствах новой жизни, об Общей книге. Но вместе с тем чувствовалось, что никто ничего сказать не может. Во всяком случае, нового. А говорить бесконечно одни и те же слова, высказывать одни и те же мысли – это было бы похоже на то, чтобы пережевывать один и тот же кусочек еды. Противно же станет!
Поэтому Макар решил быть более активным. В этом смысле он уже склонялся к папиному мнению: нельзя было оставаться посторонним наблюдателем – это означало бы бессмысленную и бесполезную трату времени.