Мысли Марины вернулись к Георгию. Едва переступив порог квартиры, она, захлопнув дверь, вцепилась пальцами в отвороты его дубленки и, глядя снизу в глаза, зашипела:
– Почему ты не сказал, что охранял Орлова?!
– А почему я должен был говорить об этом? – спокойно спросил Георгий, нимало не смущенный вопросом и не испуганный взглядом.
– Генка в курсе? – игнорируя его реплику, продолжила Марина.
– В курсе. И что?
И тут Марина сообразила – а ведь Генка не мог знать, что вокруг Виолы творится такое. Она не говорила ему, совершенно точно – не говорила. И про Беса вполне мог узнать только от Хохла и уже после Марининого отъезда – если вообще узнал. Георгия он приставил к ней явно по Женькиной просьбе – но никак не мог представить, что телохранитель, работавший на Гришку, может представлять какую-то потенциальную опасность для Марины.
– Давай спокойно поговорим и не на пороге, а как люди, – попросил Георгий, отцепляя ее пальцы от дубленки. – Ты всегда такая торопливая?
– Когда за мной гонятся какие-то мужики на машине – то практически всегда, – кивнула она, медленно расстегивая шубу. – Нервирует меня это, уж не знаю, как так вышло.
– Понимаю, – подыгрывая, кивнул он. – Я бы тоже нервничал.
Марина скинула шубу прямо на пол, сбросила сапоги и направилась в спальню, чтобы снять разодранные брюки и осмотреть, наконец, разбитые колени. В голове вертелось что-то, мешающее сосредоточиться на ранах, что-то, связанное с Георгием и его работой у Беса.
– Почему ты ушел от Орлова? – спросила она, услышав, как телохранитель вошел в комнату.
– Зачем тебе? И откуда ты вообще знаешь нашего мэра?
Он присел перед ней на корточки, разложил на кровати вату и бинты, откупорил флакон с перекисью и принялся тампоном обрабатывать ссадины. Коваль закусила губу, но молчала – как-то негоже шипеть и извиваться от боли, не так уж она невыносима.
– Ты не ответил.
– Да и ты промолчала, – парировал Георгий.
«А ты не настолько прост, как кажешься, – с неким даже уважением подумала Марина. – Но я не люблю, когда люди что-то скрывают. Особенно – если этим людям мне приходится доверять собственную жизнь».
Георгий закончил неприятные процедуры и с улыбкой констатировал:
– Придется полежать пару дней.
– Еще чего! Это не переломы, а всего лишь содранная кожа, буду я из-за такой ерунды в постели валяться! – возмутилась она.
– А если я составлю компанию? – игриво предложил Георгий, поглаживая ее по ногам, но Марина не поддалась, набросила на ноги покрывало.
– Ты не увиливай, Жорж. Минут пятнадцать назад я задала тебе четкий и конкретный вопрос, и теперь хочу получить не менее конкретный ответ.
Георгий взлохматил волосы, изобразил на лице смирение и вздохнул:
– Вот же ты какая зараза. Чистая НКВД!
– А ты чистосердечно – и проблем не будет, – посоветовала она. – Я ведь чувствую, есть что-то такое, чего ты говорить мне не хочешь. А придется!
Георгий помолчал какое-то время, словно взвешивал возможные порции правды.
– Я работал у него недолго – около трех месяцев всего. У него вроде в планах было меня в личные телохранители взять, но потом вокруг все стало взрываться, падать и взлетать, ну, Григорий Андреевич совсем голову потерял и начал охрану, как колоду, тасовать. А потом и вовсе новых набрал. Собственно, вот и все.
«Тогда совсем непонятно. Если при тебе особых косяков не случилось, кроме тех, что Гена организовал по моей просьбе, то почему за тобой кто-то охотится? – подумала Марина, выслушав его ответ. – Ни с чего ничего и не бывает. Тут два варианта – либо ты что-то знал из того, что не должен был, либо соврал мне. Как проверить? Пока не знаю».
– А жену его ты знал?
– Виолу Викторовну? Видел пару раз. А что?
– Она моя подруга. И я жду ее к себе сегодня.
– Ты хочешь, чтобы я ушел? – он взял Маринину руку и погладил пальцы.
Коваль молчала. «Я не хочу, чтобы ты уходил – и не могу оставить тебя здесь. Что мне делать?»
Он обнял ее, прижал к себе и поцеловал в висок. Марина вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной, и только в этих руках ей спокойно. «Неужели вот так выглядит последняя любовь? Та, которая запомнится до смерти? Нет! Этого не может быть! Это просто страсть – животное влечение, тяга к самцу – как еще это называется? Я ведь не люблю его… да и как можно любить человека, с которым едва знакома? Я опять запуталась, заплела себя по рукам и ногам, черт…»
– Я понял. Мы сделаем так. Я дам тебе свой номер мобильного, если что – ты набери, и я приеду, – сказал Георгий, поняв: ответа он не дождется.
– Я уже не уверена, что она приедет, – пробормотала Марина. – Довольно поздно, она должна была позвонить.
– Это что – просьба остаться? – чуть улыбнулся Георгий, легонько щелкнув ее пальцем по носу.
– А как ты хочешь? – серьезно спросила она, догадываясь, что именно сейчас услышит.
Но вместо ответа Георгий нежно поцеловал ее, потом еще и еще раз. Они самозабвенно целовались, вмиг отрешившись от остального мира, от окружавшей действительности.
– Не уходи… – попросила вдруг Марина хрипловато. – Не оставляй меня здесь одну.
– Конечно. Все будет так, как ты скажешь.
Ветка не позвонила ни поздно вечером, ни к ночи, ни с утра. Марина, проснувшись около девяти, первым делом схватила мобильный, но никаких пропущенных звонков там не обнаружила. Держа телефон в руках, она мучительно хотела позвонить сыну – услышать его звонкий голосок, родные интонации и чуть грассирующий выговор. Но – нельзя. Они с Хохлом давно договорились на эту тему – если она уехала, то не звонит и ребенка попусту не дергает, если только это не происходит накануне возвращения. Возвращаться она пока не планировала…
Веткин телефон был выключен, и это еще больше насторожило Марину. Неужели что-то случилось?
Она встала, придерживая накинутое на плечи одеяло, закрыла форточку и поежилась. За ночь комната выстывала так, что казалось, будто босиком стоишь прямо на льду. «Зато голова свежая, – подумала Марина, натягивая халат и засовывая ноги в тапочки. – Правда, не знаю еще, чем мне ее сегодня забьют, голову эту».
К ее удивлению, Георгия в квартире не было. На вешалке в коридоре отсутствовала его дубленка, не было ботинок. Марина пожала плечами, хотя почему-то ее огорчила отлучка телохранителя, и побрела в кухню варить кофе. На столе обнаружилась записка: «Не теряй, уехал на пару часов. Не открывай дверь незнакомым людям и постарайся никуда не выходить. Целую нежно. Твой». Ни имени, ни подписи – только вот это «твой».
– Ха-ха-ха, – механически проговорила Коваль, опускаясь на табуретку. – Куда это «мой» смылся с утра пораньше? Выходные же вроде в этой стране…