– Здравствуй, – сказал он – к счастью, все-таки отстраняясь. – Да ничего я. Пришел, а ты спишь.
– Ну и что? – Полина попыталась пригладить торчащие во все стороны волосы. – Я же не в обмороке, зачем меня тормошить?
«Может, он и правда испугался просто? – лихорадочно подумала она. – Ну, решил почему-то, что я сознание потеряла…»
Но, судя по усмешке, с которой Платон взглянул на нее сверху вниз, ничего подобного он не решил.
– Ну так просыпайся, – сказал он. – А по мне, так могла бы и не просыпаться. Ты во сне сладкая…
Полина так растерялась, услышав эти слова, а главное, увидев нетерпеливый блеск в его узких глазах, и ходящие под скулами желваки, и подрагивающие ноздри, – что не могла вымолвить ни слова. Она сидела на диване, пыталась нащупать ногами сброшенные валенки и чувствовала, как все в ней леденеет от ужаса.
– Ладно, – усмехнулся Платон, – не дрожи, я тебя не насилую. Сама же приехала, так чего ты?
– Я что, по-вашему, для того приехала, чтоб вы меня насиловали? – стараясь, чтобы голос звучал спокойно, спросила Полина.
Изобразить спокойствие ей, впрочем, удалось не слишком.
– Говорю же, не насилую, – повторил он. – Давай выпьем.
Только тут Полина наконец присмотрелась к нему повнимательнее и поняла, что он просто пьян. Конечно, она могла бы и раньше об этом догадаться – от него сильно пахло водкой, – но раньше ей было как-то не до того, чтобы к нему еще и принюхиваться.
Как ни странно, но, поняв это, Полина почти успокоилась. Пьяных она перевидала немало и, как вести себя с ними, представляла неплохо. Правда, никто из виденных ею прежде пьяных не выглядел таким опасным, таким каменно-мощным, но все-таки… Все-таки она знала, что во всех пьяных мужчинах, даже в самых умных и интересных, появляется какая-то убогая одинаковость, которая делает общение с ними незамысловатым. А Платон и не казался ей умным или интересным – ни раньше, ни тем более теперь.
– Выпьем, – тут же согласилась она. – Только сначала закусим, я голодная.
Ничего похожего на голод она не чувствовала, но Платона надо было чем-то занять. Мысли в Полининой голове задвигались так внятно и так направленно, что она уже видела все свои действия на несколько шагов вперед. А это значило, что и его действия следовало организовать четко и последовательно.
– Ну так неси закуску, какую ты там хочешь, – усмехнулся Платон. – Привезли же тебе закусить. И выпить давай. Мне водки принеси.
Он сбросил пиджак, стащил с себя галстук, тяжело опустился на диван и откинулся на спинку, разложив по ней руки – так, что если бы Полина села рядом, она сразу оказалась бы прямо под его руками. Но садиться рядом она не собиралась.
– Может, лучше шампанского выпьем? – спросила она. – Красиво надо жить, Платон Федотович, все-таки к вам девушка приехала, не кошка.
– Тащи шампанское! – захохотал он. – Конечно, ты не кошка…
«Да уж, скорее мышка, – подумала Полина. – Прям сказка о глупом мышонке».
Кажется, теперь ему было весело. Или он просто получал удовольствие от игры с девчонкой, зная, что в любую минуту может сделать с нею все, что угодно.
Полина вынула из холодильника свертки и коробки, которые могла ухватить одновременно, сунула под мышку бутылку шампанского и перенесла все это на стоящий перед диваном низкий столик с наборной каменной столешницей.
– Водку неси, водку, – поторопил Платон. – Чего ты одно шампанское? У меня сегодня день удачный был, отметим!
– Открывайте пока шампанское, – сказала Полина. – Вы хоть умеете? Или только водку, и то зубами?
– Да уж открою как-нибудь, – нетерпеливо сказал он. – Все неси!
Снова выйдя на кухню, Полина быстро наклонилась к своему рюкзаку, сиротливо стоящему у холодильника, и вынула из бокового кармана пластмассовую коробочку. Она и сама не знала, зачем взяла с собой французские снотворные таблетки. Ну, собиралась второпях, бестолково, заскочила в гарсоньерку на пять минут и побросала в рюкзак что под руку попалось. После отъезда родителей Полина перебралась ведь в их квартиру: жить в гарсоньерке одной было просто невозможно… Да, кажется, она подумала, что из-за разницы во времени ей будет трудно засыпать в Якутии. В общем, подумала очередную глупость, вот и взяла с собой таблетки.
Теперь Полина эту свою глупость от души благословляла.
«Он, конечно, не я, мужик здоровый, – думала она, вытаскивая сразу три таблетки из коробочки и засовывая их в карман, нашитый на рукав ее рубашки прямо возле запястья. – Но подействует ведь и на него когда-нибудь. Хорошо бы поскорее!»
О том, что будет, если таблетки подействуют на Платона не скоро или не подействуют вообще, Полина старалась не думать.
Заодно с таблетками она вытащила из рюкзака мешочек, в котором лежал киндер-сюрприз с бриллиантом, и бросила его на холодильник.
Когда она вернулась к дивану, Платон уже открыл шампанское, расплескав при этом полбутылки.
– Аккуратнее надо, господин алмазный царь, – насмешливо заметила Полина; насмешка в голосе далась ей нелегко. – Ночь впереди долгая, так нам с вами и выпивки не хватит.
– Не бойся, чего-чего, а выпивки хватит! – хохотнул Платон. – Если понадобится, еще привезут. Царь… Это ты правильно понимаешь, – с пьяным довольством сказал он. – Я здесь царь и бог. Если правильно себя поведешь, все у тебя будет. Да ты правильно себя поведешь – сообразительная! – Полина еле удержалась от желания запустить бутылкой прямо ему в лоб. – Прилетела же… Ну, хватит бегать, садись, давай выпьем.
Что и говорить, стукнуть по лбу надо было бы не его, а себя.
– Садись! А из чего пить будем? – поинтересовалась Полина. – Это, может, вы из горла привыкли, а я шампанское обычно из бокала пью.
– А чего ты мне «выкаешь»? – запоздало удивился Платон. – Я еще не старый, сама сейчас увидишь. Возьми там бокалы, в кухне где-то должны быть.
Все дальнейшее Полина воспринимала так, как, наверное, воспринимает действительность канатоходец, идущий по проволоке без страховки. Особенно остро, просто пронзительно, она помнила, как уговаривала Платона выпить за ее приезд не водки, а все-таки шампанского. Как он наконец согласился и выпил, потом поморщился, плеснул в свой бокал с остатками шампанского немного водки, «чтоб лучше брало», и – какое счастье! – наконец-то заявил, что хочет «отлить».
Пока он ходил в туалет, Полина бросила в его бокал все три таблетки. Они были шипучие, кисловатые, и их невозможно было почувствовать в шампанском, да еще спьяну. Для верности она плеснула в Платонов бокал еще водки, ощутив, правда, что-то вроде угрызений совести: кто его знает, как подействует такой коктейль?
«Ничего, цел будет, – сердито подумала она тут же. – Проститутки таким, как он, клофелин убойный подливают, а это все-таки обычное снотворное».