– Можете, – сказал он. – Я буду очень рад, если смогу хоть чем-нибудь вам помочь, правда!
Они сидели совсем рядом, и Георгий чувствовал ее внимательный взгляд, как чувствуют живое прикосновение. Как будто ясные лучики продлялись из ее глаз и касались его лица.
– Сейчас я уже должна пойти на мою работу, – сказала Ульрике. – Я очень благодарна вам, очень!
– Да не за что. – Георгий слегка тряхнул головой, словно стараясь отделаться от этого ощущения – от прикосновения ее взгляда. Хотя ему совсем не хотелось от него отделываться. – Вы звоните мне, Ульрике, если что.
– Да, Георг. – Она кивнула, и ее глаза снова засветились этим чудесным, серьезным и веселым светом. – Я запишу ваш телефон, и вот моя визитная карточка.
Георгий проводил ее на улицу. Ульрике села за руль синей «шестерки» с желтыми номерами. Он знал, что такие номера дают машинам иностранных корреспондентов.
«Как же она по Москве будет ездить?» – подумал он, с удивлением чувствуя, как сердце сжимается от тревоги за эту маленькую немку с лучистым взглядом.
Впрочем, он тут же понял, что уже и не удивляется своей тревоге за нее.
– Если задержусь, – сказал Георгий шоферу крытого грузовика, – жди, не уезжай.
– Да мне чего? – пожал плечами тот. – Ехать, стоять, какая хрен разница? Ты мне за время заплатил, а не за то, чтоб колеса крутились.
«Еще неизвестно, сколько стоять будешь, – подумал Георгий. – Доплачивать не пришлось бы!»
Он отлично изучил сестер Малолетниковых, поэтому ничуть не удивился, войдя в квартиру и обнаружив, что сборы в дорогу толком и не начинались.
– Хоть холодильники можно было разморозить? – поинтересовался Георгий, поочередно выдергивая из розеток шнуры от двух холодильников. – Эй, вы чем это занимаетесь? – вдруг заметил он.
Люба и Зоя стояли возле своих газовых плит – закопченных и заляпанных жиром, но, к счастью, уже отключенных, – и двумя ножовками яростно отпиливали их от труб.
– Чем, чем! – не оборачиваясь и тяжело дыша, пробормотала Зоя. – По-твоему, все бросить, что за жизнь нажито?
– Да там же у вас все равно плиты электрические! – хмыкнул он. – А, ладно, черт с вами – пилите. Побыстрее только, машина ждет.
Он настолько устал от их выходок, что уже не удивлялся ничему и ни с чем не хотел спорить – не хотел будить лихо, пока оно тихо. Но, как назло, именно его спокойный тон оказал на сестер роковое воздействие.
Люба вдруг бросила ножовку и, обхватив голову руками, села на грязный, с выбитыми плитками кухонный пол.
– Ой, жизнь наша горемычная! – Голос ее с каждой секундой набирал силу. – Ой, сестричка, родненькая, да что ж мы с тобой наделали?! Куда мы из родного дома уезжаем, на кого его покидаем?
– Говорила нам мамочка-покойница! – тут же подхватила Зоя. – Говорила: девки, не ходите парой, а то замуж не возьмут, мужикам одинаковые бабы не нужны! Не слушались мы мамочку – так оно и вышло!
Какая связь между покиданием родного дома и неудавшимся замужеством, было совершенно непонятно, но Георгий давно уже не пытался искать логику в том, что говорили и делали Малолетниковы. Сначала ему еще бывало их жаль – бестолковых, психованных, неудачливых, но потом они так измотали ему нервы, что для жалости просто не осталось сил. Разве что детей было жаль по-прежнему. Георгий видел, что Катенька слишком впечатлительна для такой жизни, а Сашкины глаза то и дело вспыхивали острым блеском, который в будущем не обещал ничего хорошего.
Услышав материнские причитания, дети тут же прибежали на кухню и дружно зашмыгали носами, тоже собираясь зареветь.
– Саня, Катя, свои вещи собрали? – спросил Георгий. – Ну-ка пошли, я проверю. Забудете что-нибудь, потом ищи-свищи, тут ведь ремонт начнется. А Гошка где, не убежит под шумок? – поинтересовался он у Кати.
– Не-а, он в корзинке сидит и платком сверху завязан, – ответила та. – Только мяукает очень, боится, наверно.
Пройдя по комнатам, Георгий обнаружил, что сестры все-таки готовились к переезду: замызганные паркетины были сорваны с пола и уложены в большие картонные коробки.
«Еще бы день, – подумал он, – и прямая бы мне дорога в психушку».
С просьбой еще немного подождать пришлось выходить к водителю дважды, потом наконец явились дворники, подрядившиеся перевезти малолетниковский скарб. Георгий смотрел, как таскают из квартиры узлы, сумки, мешки с пустыми банками и бутылками, облезлые банные веники, линялые тряпки, жуткого вида матрасы…
– Георг! – вдруг услышал он. – Как я рада вас увидеть!
Ульрике только что подъехала к дому и, закрывая машину, радостно махала ему рукой. Он быстро шагнул к ней, потом пошел еще быстрее, она тоже шла ему навстречу, и они чуть не столкнулись под кроной старой липы.
– Здравствуйте, Ульрике, – сказал он, чувствуя, как целый сноп ясных лучей хлынул из ее глаз прямо ему в лицо. – Я тоже очень рад.
Эта обыкновенная вежливая фраза совсем не передавала того, что он чувствовал, глядя на нее: безграничного, всепоглощающего счастья. Но – наверное, из-за того что она не знала готовых конструкций русского языка, – Ульрике расслышала не то, что он сказал, а то, что он почувствовал. И, наверное, язык его чувств был так прост и прям, что она смущенно отвела глаза.
– Я вспоминала нашу беседу, – сказала она. – И я думала, что мы могли бы снова повидаться.
– Надо еще что-нибудь объяснить? – улыбнулся он.
– Нет-нет, не объяснить, – покачала головой Ульрике. – Я хотела бы пригласить вас куда-нибудь в кафе, чтобы посидеть и поболтать. Вы имеете свободные вечера?
– Конечно! – обрадованно сказал Георгий. – Да у меня все вечера свободные!
Она улыбнулась его горячности, и, глядя, как мгновенно мелькает на ее щеке ямочка, он вдруг подумал, что Ульрике старше его. Это была странная мысль, внешне она ничем не подтверждалась, и уже в следующую секунду Георгий об этом забыл.
– И мы можем повидаться прямо сегодня? – спросила Ульрике.
– Даже прямо сейчас, – кивнул он и тут же прикусил язык.
Проклятые сестрицы! Ни разу за все время, которое ему пришлось с ними возиться, Георгий так сильно не хотел от них избавиться!
– Сейчас вы заняты, – улыбнулась Ульрике. – Я вижу, ваши женщины переезжают?
– Мои женщины!.. Да век бы их не видать, – пробормотал он, а погромче сказал: – Сейчас они погрузятся, потом я их по новым квартирам развезу и вернусь. Это все часа три займет, не больше!
– Это очень хорошо, – кивнула она. – Я должна еще сделать несколько звонков, а через три часа я буду вас ждать. Здесь рядом есть и Старый, и Новый Арбат, и мы найдем какое-нибудь кафе, да?
– Да. – Он чувствовал, что широкая и наверняка глупая улыбка не сходит с его лица, и одновременно думал о том, что не успеет переодеться. – Позвонить вам по телефону или зайти?