— Но Улучшитель жестокий. Так они говоря…
Это уже было слишком для Тролль-мамы, которая поняла, что ее сын никогда не сможет понять, что для него хорошо, а что плохо.
— Прекрати, Тролль-сын. Стоит начать делать что-то хорошее, как ты тут же все портишь… А теперь выметайся и не смей возвращаться, пока не отыщешь глазное яблоко!
Тролль-сын продолжал безуспешно ощупывать руками ровную земляную площадку, поросшую травой. Но все было напрасно. Он никогда не сможет найти глазное яблоко, и поэтому его вечно будут наказывать за то, что оно потерялось, хотя он не имел к этому никакого отношения. Это была не его вина, что синяя птица спикировала с неба и выхватила глаз из рук его мамы, когда она стояла у разделочного стола. Нет.
А теперь его ждало самое страшное наказание из всех — неделя в Башне улучшения.
— Как холодно, — пробормотал он, шаря руками по земле. — Мне так холодно.
Он продолжал скользить руками по траве, а его зубы тем временем выбивали мелкую дрожь. И тут вдруг трава под его рукой перестала быть травой и сменилась пустотой. Он опустил руку в пустой проем кроличьей норы. Она была такой глубокой, что для того, чтобы дотянуться до дна, ему пришлось засунуть туда руку по самое плечо.
Пальцы Тролль-сына шарили по земле, пока не наткнулись на что-то круглое и холодное, на ощупь казавшееся одновременно и сухим, и мокрым.
Еще до того, как достать этот предмет, он уже знал, что это такое.
— Глаз, — прошептал он.
Зажав в руке глазное яблоко, он вытащил его из ямы. Ветер внезапно переменился, и Тролль-сын задрожал от холода и волнения. Он уже собрался было обернуться и позвать родителей. Ему хотелось как можно скорее сообщить им, что он нашел то, что они так долго искали, но потом он решил немного повременить. Ведь что, если это был не глаз? Вдруг это было что-то, что было на ощупь совсем как глаз, но на самом деле было чем-то совсем другим? Например, яйцом калуши. Правда, надо признать, что оно было слишком маленьким и слишком круглым, чтобы оказаться яйцом калуши, но ведь хотя Тролль-сын неоднократно встречал во время охоты этих долговязых трехголовых птиц, он ни разу еще не видел их яиц. Так что он не был ни в чем уверен.
— Тролль-сын? — услышал он папин голос. — Тролль-сын, тебе скоро пора будет принимать ванну.
О нет! Ванна. Он совсем забыл, что сегодня был его Ежегодный банный день. Видите ли, несмотря на то, что взрослые тролли никогда не принимают ванну, они заставляют своих отпрысков делать это каждый год во второе полнолуние. А если вы хотите понять, насколько троллям отвратительна мысль о погружении в ванну, полную воды, представьте, как вы себя почувствовали бы, если бы вам пришлось опуститься в бочку, наполненную живыми угрями. Да, это именно настолько отвратительно.
Но Тролль-сыну было известно кое-что похуже. Насмерть перепуганные тролли-близнецы рассказывали ему, что когда тебя посылают к Улучшителю, он помещает тебя в Клетку для погружения, и тебя опускают в воду, смешанную с таким кусачим мылом, что вся твоя кожа начинает зудеть. И этот зуд становится еще более мучительным, когда тебя подвешивают за рукава на веревке для сушки белья таким образом, что ты не можешь чесаться. Он задумался, может ли новость о находке глаза изменить решение его мамы. Возможно, теперь ему не придется идти к Улучшителю.
Тролль-папа продолжал звать его:
— Тролль-сын? Тролль-сын? Твоя ванна готовая. Тролль-дочка уже вышла.
Тролль-сын, сжимая в руке глазное яблоко, помедлил еще чуть-чуть.
Он заметил, что его сердце бешено колотится, но не понимал почему. Так сильно его сердце колотилось только во время погони за кроликами, но ведь сейчас он стоял совершенно неподвижно.
— Я… я… я иду, папа.
Он услышал, как закрывается входная дверь, и понял, что его папа, видимо, вернулся в дом. Сделав два глубоких вдоха и пожелав себе удачи, Тролль-сын осторожно вставил глазное яблоко в пустую глазницу в середине своего лба.
Сначала он подумал, что все-таки ошибся. Глаз был на месте, в глазнице, и идеально подошел по размеру, но он ровным счетом ничего не видел. Однако скоро он заметил, что темнота, к которой он так привык за последние три недели, начинает рассеиваться. Вместо черной она стала коричневой, и затем, по мере того как он продолжал моргать, коричневый цвет становился все светлее и светлее.
Разумеется, пролежав так долго в яме, глаз полностью покрылся землей, но чем дольше мальчик моргал, тем чище становился глаз. Очень скоро Тролль-сын снова смог увидеть свет. Он увидел яркие звезды, сияющие сквозь деревья — тысячи крошечных дырочек во тьме, которые позволяли верить, что даже в жизни тролля есть место для красоты.
Тролль-сын огляделся вокруг. Он увидел пустой кроличий загон. Увидел разделочный стол, испачканный высохшей кровью. Увидел каменный дом, в котором он жил со своей семьей; квадратную деревянную дверь и круглое окно, которые он не видел уже так давно.
Он вспомнил день, когда Сэмюэль Блинк влетел в эту дверь, спасаясь от хюльдр. Он вспомнил, как впервые ощутил на языке восхитительный вкус его экзотического имени. Он снова произнес его, чтобы насладиться этим вкусом еще раз.
— Сэмюэль Блинк. — И продолжал повторять это имя: — Сэмюэль Блинк, Сэмюэль Блинк, Сэмюэль…
Затем он увидел, как дверь открылась и на порог вышла его мама. Прожив так долго без глаза, он совсем забыл, как жутко она выглядит. Со своей буйной спутанной шевелюрой, красным носом картошкой и волосами, выбивающимися из ноздрей, с гнилыми черными зубами, которые торчат из ее рта даже тогда, когда он закрыт, она выглядела чудовищем даже по тролличьим стандартам. Но Тролль-сына пугал не столько ее вид. Гораздо больше его ужасала встреча, которую она приготовила для него на завтра. Встреча с Улучшителем.
— Тролль-сын? — пронзительно завопила она.
— Да? — тихо сказал Тролль-сын.
— Что ты там делаешь? Твой папа уже давно тебя зовет, не слыхал, что ли?
— Да, — Тролль-сын заморгал, прогоняя из глаза последние остатки грязи.
— Ты ковыряешься в глазнице?
— Нет, мам, не ковыряюсь.
— Ты мне врешь, сын? Мои уши могут слышать ковыряние в глазнице за пятьдесят шагов. Так что не ври.
Тролль-сын помедлил, думая о том, что ему теперь делать. Он знал, что пришло время объявить, что он нашел пропавший глаз. Тролль-мама, конечно, перестанет злиться на него, если узнает, что теперь они снова смогут ловить кроликов.
Он пошел по траве к открытой двери, где стояла его мама.
— Я… я… я наше… — Посмотрев вверх на растерянное и злое мамино лицо, на пустую глазницу, которая моргала в середине ее лба, Тролль-сын с трудом выдавил слова: — Я… там… я… в яме… я…
Тролль-мама наморщила нос и сердито затрясла головой. Своей огромной рукой она начала яростно размахивать по воздуху, пытаясь схватить своего сына. Но Тролль-сын увидел, как рука приближается к нему, и быстро увернулся в сторону.