— Что это было? — спросила Марта.
— Я чихнул.
— Но твое лицо не двигалось.
— Лицо не обязательно двигается, когда ты чихаешь.
— Нет, обязательно. Ты, по меньшей мере, должен закрыть глаза. Если у тебя открыты глаза, когда ты чихаешь, твои глаза выскочат наружу, потому что они двигаются со скоростью семисот миль в час или что-то в этом духе, и не говори «Как и твой язык», потому что это не смешно. — Марта знала, что она болтает очень много и очень быстро, но ничего не могла с этим поделать. Ведь еще недавно она слишком долго молчала — достаточно долго для того, чтобы понять, что молчание — это пустота, которую заполняет собой печаль. И теперь она по мере своих сил пыталась заполнить эту пустоту чем-нибудь другим.
— Не буду. И я знаю про чихание. Это я тебе рассказал об этом. Но сейчас я закрыл глаза. Просто все остальное лицо не двигалось.
У Тролль-сына была аллергия не только на ковры; человеческие одеяла тоже заставляли его чихать. Одеяло было у него прямо перед носом, и в его ноздри, привыкшие вдыхать чистый лесной воздух, попало слишком много пыли. Но теперь, когда он чихнул во второй раз, Сэмюэль уже был предупрежден.
— А-а-а-а-апчхи!
Сэмюэль изобразил нужное выражение лица в нужное время и сделал это достаточно правдоподобно, чтобы успокоить подозрения Марты.
— Мне кажется, я болен, — сказал он. — По-моему, я простудился.
У Марты вытянулось лицо:
— Не заставляй меня идти в школу одной. Это нечестно. Я обещаю не петь в машине.
— Ты о чем? Тебе же это нравится. Ты будешь со своей лучшей подружкой, Корнелией.
— Ну, я уверена, что ты тоже заведешь друзей.
Сэмюэль вдруг разозлился.
— Мне не нужны друзья, — сказал он. — У меня были друзья. Дома. И это были нормальные друзья. А не эти чокнутые, с которыми ты здесь общаешься.
— Они не чокнутые, — сказала Марта и уселась на кровать, закинув ногу за ногу и положив сцепленные пальцы рук на колено. Сэмюэль вспомнил, что их мама сидела точно так же, когда он или Марта были чем-то расстроены.
У него появилось какое-то двойственное чувство. Как будто он смотрел не только на свою сестру, но одновременно и на свою маму. Как будто его мама в каком-то смысле была до сих пор жива и следила за ним из тайной смотровой башенки, расположенной где-то в глубине глаз Марты.
— Да, я знаю, — сказал Сэмюэль. — Они не чокнутые. Но я просто хочу сказать, что сегодня я, видимо, не пойду в школу.
— И что ты собираешься сказать тете Иде?
— Правду. Что я заболел. Или, еще лучше, ты можешь сделать это за меня. Пожалуйста, Марта.
— М-м, посмотрим, — поддразнила его Марта, выходя из комнаты. Потом она сунула голову в дверь и добавила: — Удачи. Она тебе понадобится.
Она была права, конечно. Тетя Ида не относилась к тем людям, которые могут разрешить тебе пропустить школу только потому, что ты об этом попросил. Нет. Тете Иде нужны были доказательства того, что тебе необходимо — по-настоящему необходимо — остаться дома.
А поскольку Сэмюэль не чувствовал ни малейших признаков недомогания, ему предстояла весьма сложная задача по убеждению тети Иды.
Когда Марта спустилась вниз к завтраку, Сэмюэль выпрыгнул из кровати и распахнул окно. Он помахал руками, пытаясь прогнать запах, после чего снова закрыл окно, оставив на этот раз узенькую щелочку. Потом он запрыгнул в кровать и просунул голову под одеяло, скрывавшее Тролль-сына.
— Теперь, через минуту, сюда поднимется тетя Ида, а это значит, что тебе нужно будет вести себя как можно тише. Если ты почувствуешь, что вот-вот чихнешь, просто как можно сильнее зажми пальцами нос. Хорошо?
Тролль-сын выглядел взволнованным и расстроенным.
— Я извиняюсь, Сэмюэль Блинк.
— Все в порядке. Но тебе необязательно называть меня «Сэмюэль Блинк» все вре… Чшш, это тетя Ида. Она идет.
Пока тетя Ида взбиралась вверх по ступенькам и, скрипя половицами, шла по лестничной площадке, Сэмюэль успел убедиться, что Тролль-сын по-прежнему надежно скрыт под одеялом. Потом он улегся на кровать и попытался принять как можно более больной вид. Для пущей правдоподобности он даже пару раз кашлянул прежде, чем тетя Ида вошла в комнату. Он пытался выглядеть бледным и даже задумался, не пойти ли ему в ванную, чтобы немного припудрить лицо тальком. Но времени на это уже не было. Да и в любом случае ему даже не нужно было пытаться сделать свою кожу бледнее. В тот момент, когда он увидел тетю Иду, появившуюся в комнате с градусником в руке, вся кровь отлила от его щек.
— Ну, — сказала тетя Ида, — Марта утверждает, что ты чувствуешь себя не оччень хорошо. — В конце фразы она подняла вверх термометр, как будто это был восклицательный знак.
— Да, — прохрипел Сэмюэль. Он знал, что Марта ему поможет, сколько бы она его ни поддразнивала. — У меня болит голова, а еще у меня кашель и болит горло, и я все время чихаю.
Тетя Ида насторожилась, словно мышь, почуявшая сыр.
— Что это за запах?
— Я не знаю — кхе-кхе! — возможно, это потому, что я заболел.
Шторы легко заволновались от ветерка, который дул через слегка приоткрытое окно.
— Почему окно открыто?
— Марта его открыла, — сказал Сэмюэль. — Я ее попросил — кхе-кхе! — это поможет мне избавиться от микробов.
Тетя Ида немного постояла на месте, ничего не говоря. Сэмюэль попытался разгадать выражение ее лица, но оно было совершенно непроницаемым. Да, не только ее кофта была застегнута доверху. Именно так Сэмюэлю всегда виделась его тетя: как человек, застегнутый до самого верху. Он знал, что внутри она была доброй и любящей, но выглядела она довольно устрашающе, особенно когда в руке у нее был градусник.
— Я хочу поставить этот градусник тебе под язык на пару минут, — сухо сказала она. — Если у тебя температура, ты останешься дома. Но если нет, боюсь, тебе придется пойти в школу. И у тебя будет достаточно времени на выходных, чтобы успеть поправиться. А теперь открой рот пошире и подними язык.
Сэмюэль знал, что у него нет температуры. Но он также знал, что если он оставит Тролль-сына одного на весь день, его непременно обнаружат. Что же ему оставалось делать?
Так что он открыл рот и почувствовал, как тетя сунула градусник ему под язык.
— Хорошо, мистер Инфалид, давай посмотрим, проведешь ли ты этот день в постели. Пара минут, и мы это узнаем.
Сэмюэль сделал вид, что закашлялся, и вытащил градусник изо рта.
— Мне кажется, мне нужно попить, — сказал он. — Немного фруктового сока.
Тетя Ида кивнула.
— Оччень хорошо. Я пойду принесу тебе сока с кухни. А когда вернусь, проферю твою температуру. Если она выше тридцати семи градусов по Цельсию, ты останешься дома.